– Так это выходит, если я…
– Приезжаешь, к примеру, в Парагвай. Влюбляешься там в прекрасную Кончиту. Убиваешь навахой на дуэли, в честном поединке, ейного мужа, дона Педро, а затем, как порядочный человек, на этой самой Кончите женишься. Так?
– Та-ак…
– А она тебе потом, лет через пять, за все хорошее, что от тебя видела, рожает маленького дона Педро – один в один ее бывший муж.
– Маленького такого младенчика, но уже с усами, в сомбреро и с очень недобрым взглядом в мою сторону.
– Покровный эффект. Телегония. Смешно?
– Нет, Саша, это не смешно. Это страшно. Неужели так бывает?
– Вот хочу разобраться. Встречался тут с неким большим специалистом. Он, по его словам, с медицинскими материалами православных монастырей и храмов работает.
– И что говорит?
– Что говорит… Покровный, мол, эффект? А ка-а-ак же! Еще бы! Это же еще в монастырских книгах черным по белому написано! «Никогда не смешивайте, братия мои, ни кровь, ни ириду, ни кожные, ни волосяные покровы, иначе не родить вам чистую душу, способную к постижению Божьего разумения».
– «Ирида» это что такое?
– Радужка глаза.
– Откуда ты знаешь?
– Он сказал.
– Слушай… по-моему, он о чем-то о другом говорит. Тебе не кажется?
– Кажется. Поэтому я и встречаюсь с профессором.
– А он в мире генетики авторитет?
– Безусловно.
– Вот и слава Богу. Саша… после твоего рассказа у меня просто душа не на месте. Ты уж выясни, пожалуйста, все досконально и мне потом сообщи. А то ведь… как жить?
– Жизнь прожить, Андрюша, не поле перейти.
Они вышли во двор и направились к подворотне, которая выходила на Малый проспект Васильевского острова.
– А Петр далеко отсюда живет? – спросил Андрей Иваныч.
– На Петроградской стороне. Сейчас тачку поймаем.
– А может, пешком? Погода хорошая. Очень я по Питеру гулять люблю.
– Ну давай до Среднего пройдемся, а там на маршрутку сядем. Как раз до Петькиного дома нас она и довезет.
– Давай.
– Заодно и мозги проветрим. Они неспеша побрели по тротуару. Ветер с залива трепал по небу облака, и в просветах проглядывало солнце.
– Представьтесь, пожалуйста, – раздался из-за двери голос Петра Волкова.
– Мы это, Петька, – сказал Адашев-Гурский.
– Произнесите пароль.
– Трое с боку, ваших –нет! – громко отчеканил Андрей Иваныч.
– Не валяй дурака, открывай, – сказал Гурский.
– Отзыв «пирамидон», – буркнул себе под нос Волков, отпирая замок и впуская гостей в дом.
– Вы позволите войти в ваш бункер, мой фюрер? – с пониманием произнес Андрей Иваныч, переступая порог. – Мы уже на нелегальном положении?
– Я же не одет, – пояснил Волков и затянул узел на кушаке халата. – А вдруг кто чужой?
– А что б тебе не одеться? –^ вошел вслед за Андреем Гурский. – Ходишь тут… в затрапезном виде. А ты ж командир, пример бойцам показывать должен. А коснись тревога? Коснись в бой?
– Отобьемся, – Волков запер дверь, – проходите.
– Куда прикажете? – Андрей повесил куртку на вешалку в передней.
– Да вон туда, пожалуй, – кивнул Петр в направлении кухни. – Там уютнее.
– Сразу предупреждаю, – Адашев-Гурский вошел на кухню и бросил взгляд на стол, где стояли открытая литровая бутылка водки и пакет с апельсиновым соком, – я на минуту.
– Никто не неволит. Но чаю-то выпьешь? – Петр поставил чайник на плиту.
– Чаю попью. С лимоном.
– А вот лимона-то у меня, скорее всего…
– Я купил по дороге. – Александр положил на стол крупный лимон. – А яйца есть?
– Есть.
– Вот. И яичницу.
– Эт-то мы мигом. С ветчиной? – Петр распахнул холодильник.
– Дай-ка я сам, пусти-ка, – Гурский открыл дверцу газовой плиты, вынул оттуда сковороду и занялся приготовлением завтрака.
– Слушай, Петр, а расскажи-ка ты мне еще раз эту твою историю,– Адашев подчистил с тарелки кусочком белого хлеба остатки яичницы и отправил его в рот.
– Зачем? – Волков выпил рюмку.
– Ну а что, прикажешь сидеть и смотреть, как ты здесь раскисаешь? Надо же что-то делать.
– Да, Петруша, – кивнул Андрей Иваныч, – мы же вчера собирались кому-то в рыло закатать. А вместо этого в клуб какой-то поехали, а там конюшней воняло.
– Он так называется. «Конюшня».
– А-а-а… вот ведь как! Значит, ощущение запаха у меня просто ассоциативно возникло! А я-то думаю… А зачем мы туда поехали?
– Так… затем, собственно, и поехали. Мне почему-то представилось, что там Чика непременно должен быть.
– А он там бывает? – Гурский отхлебнул чая из большой керамической кружки.
– А хер его знает. Мне, понимаешь, вчера спьяну в голову запало, что он с сестрами этими плотно завязан, а они в этом клубе работали. Именно там Заславский их и приметил. Вот он как раз там часто бывал. Нравилось ему там. Ну и… Заславский, сестры, Чика… вот меня туда и понесло. Только никого, естественно, там не оказалось, кроме мелюзги всякой. И вообще, по «зрелом размышлении» ничего там для меня интересного быть и не могло. В чем мы и убедились.
– А я? – На кухню шагнула юная блондинка, одежду которой составляли лишь свободно висящая на ней длинная просторная футболка Волкова и его же пляжные шлепанцы на толстой подошве.
Шаркая шлепанцами по полу, она подошла к столу и обиженно надула губы:
– Я что, не в счет?
– Ну, вот Вероника, разве что… – обернулся к ней Волков.– Присаживайся. Завтракать будешь?
– Только кофе.
– Там, на полке, растворимый. Сделай сама.
– Я поухаживаю, – поднялся со стула Адашев.
– Спасибо. – Она благодарно подняла на него глаза.
– Вам с молоком?
– Ага. И чтобы сладкий.
– А позволительно ли будет тэс-скать… очаровательную ручку поцеловать, – привстал Андрей Иваныч, – тем самым засвидетельствовав свое искреннее восхищение? Ах! Весьма признателен, просто тронут… – Звонко чмокнув протянутую ему ручку, он опустился на стул.
– А ты, значит, считаешь, – взглянув на Волкова, Гурский поставил перед Вероникой кофе, сел, достал сигареты и закурил, – что не сами по себе эти сестренки тебя подставили, что все-таки Чика за всей этой подлянкой стоит?
– Я не знаю, Саша. Я же тебе говорил, ничего я толком и выяснить-то не успел, как меня мгновенно с дерьмом смешали и изо всей этой запутки выкинули.
– И смерть самого Заславского тебя тоже настораживает?
– Ну, а ты сам рассуди: молодой мужик, бывший спортсмен, непьющий практически, и вдруг… инфаркт.
– Вообще-то всяко бывает. Как раз с бывшими спортсменами. Сердце-то расширенное, к нагрузкам приученное, если кто серьезно занимался. Когда резко бросают, да еще стрессы… А чем он занимался?
– Я толком и не знаю. Плаванием вроде. А что?
– Да нет, я просто так спрашиваю.
– Ну может, и было у него там… что-нибудь не все в порядке. Но ведь инфаркт и спровоцировать можно. Мало ли сейчас химии всякой-разной. Сыпанул ему в борщ, и ку-ку.
– Лучше в харчо, – поморщился Андрей Иваныч.
– Почему? – взглянул на него Петр.
– Ну… я харчо почему-то недолюбливаю.
– То есть, ты полагаешь, могли его и травануть? – Александр ложечкой размешивал в чае сахар.
– А почему нет?
– И когда ты в это дело сунулся, тебя сразу вычеркнули из ситуации, так?
– Именно.
– Испугались, что докопаешься?
– Может, и так.
– Я позвоню, можно? – Допив кофе и отставив чашку. Вероника поднялась из-за стола.
– Да, конечно, – кивнул ей Петр, – там в гостиной и в спальне… они параллельные.
– Спасибо, очень вкусный кофе, – поблагодарила Вероника Гурского.
– На здоровье. Хотите еще?
– Нет, я бы еще поспала немножко, это ничего? – взглянула она на Петра. – Я еще не надоела?
– Нет пока, – улыбнулся ей Волков. – Когда надоешь, я скажу, не сомневайся.
– Да я и не сомневаюсь, дяденька. – Она пожала плечами и вышла из кухни, шаркая шлепанцами.
– А кому смерть Заславского выгодна? – Гурский погасил сигарету и отхлебнул чая.
– Кому выгодна… – Волков задумчиво приподнял одну бровь. – Чике выгодна. Клиент же хотел его с хвоста скинуть, за тем к нам и обратился.
– А как Чика мог об этом узнать раньше времени?
– Да как угодно. Наверняка кто-нибудь из сотрудников фирмы стукачок. Еще от Савелия оставшийся. Теперь Чике стучит.
– Что ж, Заславский каждому подчиненному о своих планах докладывал?
– Ой, Саша… шила в мешке не утаишь. Кому надо – все всегда узнает. А потом и передаст кому следует.
– Понятно. Далее.
– Жене его выгодна, теоретически. Она же теперь – молодая, богатая и красивая вдова.
– А она и фирму его наследует?
– Очевидно. – Волков пожал плечами. – Почему нет? Как законная жена… наследует все его имущество. Движимое и недвижимое.
– А у него больше никакой родни нет?
– Сестра, по-моему. Или она двоюродная?.. Я не помню, он как-то вскользь ее упомянул в связи с тем, что у него мать старенькая, болеет, врачи посоветовали перебраться из Питера куда-нибудь южнее. Вот, мол, она с его сестрой и живет. То ли в Орле, то ли в Ростове, там климат здоровей. А он бывает у них наездами. Это когда я с ним по поводу возможных «терок» с братвой разговаривал, про родственников и поинтересовался на всякий случай, мало ли… Ну, он конкретно только мать и назвал. И жену, естественно.
