Постукивая наспех собранными чемоданами по обитым красным ковром ступенькам, я спустился к стойке администратора гостиницы и хмуро поздоровался с заспанным Крисом. Он уже успел расплатиться за нас обоих корпоративной картой и осоловело пялился водянистыми от принятого накануне глазами в телевизор, на экране которого призывно изгибалась очередная «поп» — певица. Звук был выключен.
- Обожаю смотреть русскую музыку, — хмыкнул он, перехватив мой взгляд. — Девушки просто класс! Главное, чтобы звук не включать, а то сразу блевануть хочется.
- Чего-чего? — переспросила дородная тётка — «ресепшионист».
- Говорит, что гостиница у вас классная, — перевел я, морщась от похмельных головных болей.
- Ой, ну спасибо, — заулыбалась тётка в сторону удивленного экспата. — Машинка, кстати, ваша подъехала.
- Пол, а это будет совсем некрасиво, если мы выпьем по пиву в баре аэропорта перед самолётом? — спросил меня он, когда мы удобно устроились на заднем сиденье прокуренной Элантры. Крис ненавидел самолёты и перед каждым полетом норовил надраться до бессознательного состояния.
- Крис, это — Россия! — хмыкнул я. — Будет некрасиво, если мы НЕ выпьем пива утром!
* * *
- Доброе утро, командир! — озорно подмигнула Ивану рыженькая Лида. Хорошенькая стюардесса сама напросилась на рейс и прямо-таки лучилась оптимизмом.
Сдержанный кивок и улыбка — это то, что Иван был должен ей. Это у себя в номере можно морально разлагаться, мизантропстовать и проклинать всё и вся, обложившись халявными мини-бутылками спиртного, а здесь в кабине ты тот самый Ангел, которому люди вверяют свою жизнь. Жизнь у них одна, так что вверяют с неохотой. Подозрительно всматриваются в каждую складку на твоем лице. И потому, плохое у тебя настроение или нет, а изволь выглядеть уверенным и позитивным. Хотя что-что, а уверенности бывшему старшему лейтенанту Пивоварову не занимать — не раз легендарный комэска Щеглов хвалил Ивана за стальные нервы: «Когда Пивоваров за штурвалом, ему хоть паяльник в задницу вставь — не дрогнет!»
Паяльник… Шутки-шутками, а все-таки вставила жизнь паяльник этот, да так, что вздрагивай-не вздрагивай, а деться некуда. Ранение. Дембель. Пьянство. Уход жены с детьми. Нервы. Ссоры с начальством.
Так и окончились международные рейсы. Гоняет теперь кавалер ордена Мужества пилот первого класса Иван Пивоваров ржавые ТУ-шки в Сибирь и обратно. Да что уж теперь. Работа есть работа.
- Метеослужба передаёт высокую вероятность метели в Москве, — прозвучал голос диспетчера в наушниках.
* * *
Крис был неплохой парень, но каждый раз при взлете самолета я начинал его ненавидеть. Он вел себя, как истеричная баба. Постанывал, потел, вцеплялся в ручки кресла и шумно и испуганно сопел.
- Чувак, девяносто процентов аварий происходят при приземлении, а не при взлёте, — тщетно пытался я поучать его в преддверии посадки в авиалайнер.
- Конечно, — вежливо соглашался Крис, но в самолете история каждый раз повторялась. Это был иррациональный страх.
Я и сам побаивался летать. Любой громкий возглас, подозрительный скрип или резкое движение самолета тут же вгоняли меня в нервное состояние.
Вот и теперь я, стиснув скулы, влип в окно, чтобы не слышать морального разложения британского коллеги на соседнем кресле. Самолет резво набрал скорость, перешел на особенное надсадное гудение, которое раздается перед тем, как шасси оторвутся от земли, и… продолжил нестись по взлетке. Моторы гудели все надсадней. Крис сопел все трагичней, когда самолёт вдруг резко дернулся, затормозил и стал сбавлять скорость. Скрипя и вибрируя всем корпусом, славное достижение советского авиапрома подкатилось вплотную к забору, ограждающему аэропорт и понуро заглохло, укоризненно вытянувшись тупым носом в сторону заснеженной тундры.
-???! — открыл глаза, удивленный Крис. По рядам пассажиров пронесся гулкий ропот.
- Пожалуйста, соблюдайте спокойствие, — пролаял металлический голос главной стюардессы в бортовой матюгальник. — В виду незначительной технической неисправности, мы вынуждены задержать взлёт на пятнадцать минут.
Через час томительного ожидания, наш самолёт отбуксировали на исходную позицию. И вблизи крыла под моим окном замаячили лихие парни в полушубках, подкатившие на какой-то самоходной дрезине. После недолгого визуального анализа один из силуэтов извлёк из недр сервисной колымаги внушительную кувалду и принялся «устранять незначительную техническую неисправность», с оттяжкой бухая орудием в беззащитное крыло, отчего по рядам пассажиров прокатился возмущенный гул, а Крис начал дрожать левым веком.
- Это выглядит серьезно, Пол, — обратился он ко мне. — Наверно, что-то серьезное? Что это, Пол? Это выглядит очень серьезно!
- Все нормально, — проскрежетал я по-английски сквозь зубы и в полголоса довернул к этой фразе забористое ругательство. Мне начинало все не нравиться.
Однако кувалдоносцы довольно быстро свернулись, стюардессы, как ни в чем не бывало, заулыбались, и самолет вновь, дрогнув моторами побежал вперед, расталкивая морозный воздух.
* * *
Сообщения о плохой погоде в Домодедово все также продолжали приходить от московских диспетчеров. До столицы оставалось всего ничего, а над аэропортом скопилась уже целая очередь бортов. Командно-диспетчерский пункт не давал разрешения на посадку из-за пурги и сильного бокового ветра. В ожидании улучшения условий авиалайнеры кружили в воздухе, разведенные диспетчерами по высоте. Пивоварову ничего не оставалось делать, как присоединится.
- Придется полетать, — задумчиво сказал он, бросив беглый взгляд на помрачневшее лицо второго пилота Сергея. Оба подумали об одном и том же. Керосин. Хватит ли?
По инструкции, конечно, при заправке самолета всегда закладывается аэронавигационный запас, позволяющий летать самолету еще несколько часов, но наземные службы тоже хотят есть, поэтому запас этот заливался в полном объеме лишь по бумагам. На пару лишних часов полёта керосина, конечно, хватит. А вот дальше… Иван досадливо мотнул головой, отгоняя мрачные мысли.
- Лид, объяви пассажирам о том, что посадку откладывают по погодным условиям, придется покружить минут двадцать.
* * *
- Уважаемые пассажиры, капитан корабля только что сообщил, что аэропорт Домодедово пока не может принять нас по погодным условиям, поэтому нам придется некоторое время оставаться в воздухе, пока они не улучшатся. По предварительным прогнозам это может занять около двадцати минут, — после этих слов я слегка напрягся, но решил, что, конечно, лучше подождать, но потом безопасно сесть. Безопасная посадка, я вам скажу, в самолетах — самое главное.
Однако двадцать минут прошли, а самолет все не приступал к снижению.
- Уважаемые пассажиры, — раздался в микрофоне голос пилота, и мне показалось, что он прозвучал не на шутку обеспокоенно, — запаса топлива у нас осталось лишь на полчаса. Мы не можем больше ждать, поэтому я принял решение лететь на резервный аэродром в город Нижний Новгород. Пурга туда пока не добралась, они готовы нас принять.
- Пол, почему мы не садимся? — проснулся Крис, — у нас какие-то проблемы?
- Все нормально, — успокоил его я. — Погода плохая, так что на запасном аэродроме будем садиться.
(Ничего нормального, блин, нет в этом, Крис. Мы летим, хрен знает, куда на остатках горючего, и мне чертовски все это не нравится).
Я повернулся и посмотрел назад — судя по всему, большинство пассажиров разделяло мое настроение — в салоне стояла непривычная тишина. Лица людей были хмуры и напряжены.
Крис успокоился и вернулся ко сну, откинувшись на кресле, а я нервно уставился на часы. Я не засекал, во сколько мы вылетели из Москвы, но было такое чувство, что летим уже не меньше часа.
- Извините, — остановил я проходящую мимо стюардессу громким шепотом. — А сколько до Нижнего Новгорода лететь?
- Минут двадцать, — вымученная улыбка на ее лице не прибавила спокойствия, — …тридцать.
Ещё через несколько минут вдруг все стюардессы скрылись за занавесками своего отсека.
Через некоторое время они появились оттуда, и стало страшно. Лица их были белыми. В дрожащих руках они несли подносы, на которых стояли стаканы с водой. Старшая стюардесса зачем-то принялась раздавать пассажирам листочки и карандаши.
- Напишите свои имена и номер места, — сбивчиво закудахтала она. — Возможно, в Нижнем Новгороде нас ждет пересадка, чтобы вернуться в Москву.
«Что за бред! — подумал я. — Так-так… Так-так!»
Пальцы нервно забарабанили по коленям, а в животе стал сворачиваться холодный и неприятный клубок тревоги.
Плохи дела. Плохи дела.
Пло-о-о…
* * *
-…хи дела, — выматерился второй пилот, яростно защелкав тумблером. — Обороты двигателей падают!
