«Г-н министр. Войска были хорошо встречены в Меце, Нанси, Реймсе, и я желаю, чтоб такой же прием сделан был в Париже, Мелене, Сенсе, Сомюре, Туре, Бурже и Бордо. Вы мне представите, что будет все это стоить. – Закажите в Париже стихи и разошлите их во все города. Пусть воспевают славу армии и будущие победы, которые поведут к владычеству на морях. Эти стихи будут петь во время обедов, только позаботьтесь, солдаты не слыхали два раза одного и того же стихотворения. Бог да хранит вас…»
* * *
Наполеон I не верил постоянству дружбы и сладчайшее из человеческих чувств было чуждо ему. – «Дружба, – сказал он одному из своих доверенных лиц, – пустое слово; я не люблю никого, даже моих братьев, исключая разве Иосифа, к которому я-таки нисколько привязан частью от привычки, частью от того, что он старший. К Дюроку я расположен, но только потому, что наши характеры сходны: он холоден, сух, строг и никогда не плачет. Я знаю, что не имею настоящего друга, и ни мало не забочусь об этом: пока останусь тем, что я теперь, у меня не будет недостатка в лицемерных друзьях».
* * *
– «Что сделал бы ты, чтоб получить крест?» – спросил Наполеон у одного из своих гренадеров. – «Я умер бы государь, сражаясь». – «Это глупо, потому что тогда ты не смог бы получить креста; довольно и одной раны»,
* * *
Стараясь однажды достать какую-то книгу, стоявшую на верхней полке его библиотеки, и не успев в этом, Наполеон велел подать себе стул. – «Позвольте ваше величество, – сказал рослый Д., – я достану эту книгу; я выше вас». – «Вы вероятно хотели сдавать длиннее», – заметил император.
* * *
Наполеон отправился однажды в маскарад инкогнито и в маске. Император прохаживался в толпе, где, не узнавая его, его теснили, толкали и он был этим, казалось, очень доволен. Но мало-помалу на него стали обращать внимание. Перед ним сторонились, снимали шляпы, за ним ходили толпою. Он ясно видел, что его узнали, и уехал домой. Тут призвал он своего камердинера и с гневом объявил, что никто кроме него не мог открыть, что замаскированный был император. Он хотел уже отправить его в крепость, когда один из адъютантов заявил о невинности камердинера. «Ваше величество, забывшись, по свойственной вам привычке клали руки за спину, и все вас тотчас же узнали», – сказал он. – «Правда, – вскричал Наполеон. – Вперед остерегусь». – Он велел принести другой костюм и тотчас же поехал опять в маскарад. Сначала всё шло хорошо, но когда Наполеон дошел до конца залы и стал, чтоб окинуть взором всю залу, около него образовался тотчас кружок, и все проходили мимо с почтительным поклоном. На этот раз Наполеон рассердился не на шутку. – «Не скажете ли вы опять, что руки мои виноваты в том, что меня узнали?» – сказал он адъютанту, приехав домой. – «Скажу», – отвечал адъютант хладнокровно. – «Но я ни разу не складывал их за спиною!» – «За то вы складывали их на груди!» – «Нечего делать, – возразил Наполеон, – видно судьбе уж так угодно, чтоб я не мог оставаться незамеченным в толпе!»
* * *
Наполеону Бонапартe однажды указали на стихи пасквильного содержания и требовали наказания автора, – «Если бы я в хотел наказать кого-нибудь в этом случае, – возразил император, – то конечно вас, а никак на автора, потому что вы оскорбили меня гораздо более, осмелившись найти в этом описании сходство со мною».
* * *
Раз Наполеон, прохаживаясь по бивуаку, подошел к старому, угрюмому солдату, чистившему свое ружье, и заговорил с ним. – «Что ты делаешь?» – «Не твое дело», – отвечал солдат, не поворачивая головы и не узнавая голоса императора. – «А я так думаю, что это немножко дело». – «Ну, если ты знаешь его лучше, то налево кругом и проваливай!» – «Ты очень груб!» – «Что ж делать? Бог создал меня таким для моего императора». – «А разве ты любишь его?» – «Не твое дело». – «А я полагаю, что это немножко и мое дело». – «Если ты кончил, то проходи!» – «Говорил ли ты когда о своим императором?» – «Чаще тебя, молокосос; он сам вдел мне в петлицу ленту, и он у меня на хорошем счету»… – «Чем же ты ему обязан?» – «Не твое дело».. – «Однако, все-таки сообщи мне это». – Тут солдат повернул немного голову и, узнав императора, воскликнул: – «Виноват, ваше величество, я настоящий рекрут, что не узнал вас тотчас же; но я слишком загляделся на усы свои, которые отсвечивались в курке. Я не прав и согласен с тем, что это касается и до вас».
Хладнокровие солдата понравилось Наполеону. После сражения он подозвал этого солдата.
– «Ну, что?» – «Ваше величество, ружье мое ни разу не осеклось и батальный огонь был отличный», – «Ты схватил что-нибудь?» – «Ничего, кроме контузии». – «Ты заслужил больше». – «Что же именно, ваше величество?» – «Не твое дело». – «Я думаю, что это немножко и мое дело», – «Ты, кажется, хочешь разыграть мою роль, старик?» – «Да ведь вы играете же мою; но что же я заслужил?» – «Ленту Почетного Легиона». – «А, это касается нас обоих, государь: вы ее жалуете, а я ее беру: всякому свое ремесло. Спасибо!»
* * *
Когда Блюхер[26] в 1814 году вступил в Париж, то собрал 200.000 франков контрибуции, которые роздал по собственному распоряжению, одним словом, израсходовал. По водворении мира, в 1816 году, прусское военное министерство нашло, что Блюхер не представил отчета в употреблении этих денег, и потребовало его. Будучи чрезвычайно недоволен этой недоверчивостью, он прислал в министерство следующую квитанцию;
«Принято во Франции 200.000 франков.
«Израсходовано там же 200.000
«В остатке 0
«Блюхеръ».
* * *
Один парижский адвокат, не имевший никаких занятий, поступил, по возвращении Наполеона с острова Эльбы, во время Ста дней в волонтеры. Когда его спросили о причинах, понудивших его к тому, он отвечал: – «Мне страх как хотелось хоть раз в жизни защищать какое-нибудь дело».
* * *
Когда барону Н. пришли сказать о смерти Талейрана, он воскликнул: – «Какая цель у Талейрана умирать? Во всяком случае сделаемся и мы больными». И барон лег в постель.
* * *
Когда Талейрана назначили вице-главным избирателем Империи, Фуше сказал: «В массе это не будет заметно, только одним пороком больше».
* * *
Когда Бонапарт начал испанскую войну, государственный советник Талейран старался отклонить его от этого. – «О, – сказал Наполеон, – эта война будет для меня простым завтраком!» – «Боюсь, как бы вашему величеству не пришлось слишком долго просидеть за столом», – заметил умный министр.
* * *
Генерал Д… в одном кружке, в котором находился и знаменитый Талейран, говорил с жаром о различных особах, которых он называл pѐkins. – «Сделайте одолжение, – сказал князь, – скажите, кого вы называете pѐkins?» – «Мы, – отвечал генерал, – мы называем pѐkin’ом всякого не военного». – «Прекрасно, – возражает Талейран, – совершенно так же, как мы зовем грубияном всякого не штатского».
* * *
Талейран пригласил к обеду одну русскую даму. Она опоздала на целый час. Гости были в нетерпении. Один из самых недовольных обратился к своему сосуду и сказал по-гречески: – «Когда женщина ни молода, ни хороша, то не должна заставлять ждать себя». – Но каково же было удивление всех, когда русская дама, оборотившись к разговаривающим, отвечала по-гречески же: – «А когда женщина так несчастна, что должна обедать с невеждами, то ей не для чего торопиться».
Эта русская дама оказалась природной гречанкой.
* * *
Мирабо, член революционного законодательного собрания, заспорил с Талейраном в законодательном собрании. Пылкий Мирабо разгорячился и сказал: – «Я вас заключу в этом порочном кругу (cercle vicieux), в котором вы действуете!» – «Уж не обнять ли вы меня хотите?» – возразил хладнокровно Талейран.
* * *
– «Г-н Талейран, – говорил ему однажды Наполеон, – люди говорят, что вы очень богаты?» – «Да, государь!» – «Даже чрезвычайно богаты?» – «Да, государь!» – «Как же вы этого достигли? Вам далеко было до этого, при вашем возвращении из Америки», – «Правда, ваше величество; но накануне 18 брюмера я скупил все государственные фонды, которые нашел на месте, а на другой день я их перепродал».
* * *
Однажды Наполеон спросил возвратившегося из посольства Талейрана: – «Что думают обо мне на востоке?» – «Ваше величество, – отвечал Талейран, – одни считают вас Богом, другие дьяволом, но положительно никто не считает вас человеком».
* * *
Карно, говоря о Талейране, сказал: «Если он так презирает людей, то это потому, что он себя долго изучал».
* * *
В 1794 году, когда Талейран был принужден поспешно выехать из Лондона, он купил место на датском корабле, отправлявшемся в Соединенные Штаты. Выйдя в море, они встретили английский фрегат, подавший знак остановиться для досмотра. Талейран ни за что не хотел быть отправлен обратно в Англию и убедительно просил датского капитана не объявлять английскому офицеру о его присутствии. Капитан признался, что находится в величайшем затруднении и видит одно лишь средство – выдать Талейрана за корабельного повара. Талейран сначала отверг это предложение, считая его оскорбительным для себя, но так как опасность возрастала мгновенно, и шлюпка, на которой английский офицер подъезжал к кораблю, находилась от него не далее как ружейный выстрел, надобно было решиться. Весьма неохотно надел он бумажный колпак, кухонный передник, заткнул за пояс поварской нож и, когда английский офицер спросил: «нет ли на корабле французов?» отвечали, что есть один только хромой поваришка.
