Трубачева. Если ищет — значит, любит.
Карась. А что ж... А что ж, еще уведет кто?
Елизавета. Испугался?
Трубачева. Могут и увести... Такие видные, красивые женщины на земле не валяются.
Карась. Я ей поваляюсь! (Голубю.) А вы что? Вы зачем сюда пожаловали? Вам что, городских не хватает?
Голубь (потрясен). Да вы что? Вы понимаете, что говорите? Да это же черт знает что такое?!
Елизавета. Григорий Васильевич, с какими некультурными мужьями мы живем. Спасибо, Мария Петровна, за гостеприимство. (Уходит, за ней Карась.)
Трубачева смеется.
Голубь. А что вы? Что вы смеетесь? Что здесь смешного! Здесь плакать, рыдать нужно!
Трубачева. Ну и рыдайте!
Голубь. Вы думаете, это первая?! Это вторая!
Трубачева. Да ну?!
Голубь. Тут еще была! Еще одна жена!
Трубачева. А муж ее не приходил?
Голубь. А что? И муж должен прийти?!
Трубачева. Они все здесь друг за другом ходят.
Голубь. Что это за совхоз? Что он производит?
Трубачева. Хлеб сеет, скот разводит, садоводство... Это, наверно, директор просил, чтобы вам внимание оказали. Очень заботливый человек у нас товарищ Шеремет. Вообще интересно, вы еще и на улице не показались, а уж к вам очередь стоит? Что же будет, когда вы советы по массово-культурной и просветительной работе давать начнете?
Голубь. А ничего не будет, я уеду.
Трубачева. Так просто подниметесь и уедете?
Голубь. Я могу вам признаться?
Трубачева. Можете, совершенно спокойно.
Голубь. Я бо... боюсь оставаться. Я боюсь женщин. Они коварны, внутренне настроены эксплуататорски. О, они способны на все!
Трубачева. Погодите, они — это еще и я...
Голубь. Но вы же врач.
Трубачева. Но я еще и женщина.
Голубь. Это ваше частное дело... Меня лично это не касается.
Трубачева. Ну и ну, товарищ консультант?! А вам бы хотелось, чтобы женщины оставались такими, как были раньше?
Голубь. Я не знал, какими они были раньше, и не желаю знать, какими они будут впредь.
Трубачева. Между прочим, раньше им, то есть нам, жилось значительно тяжелей.
Голубь. Зато сейчас слишком легко.
Трубачева. И сейчас еще нелегко. Но все же стало значительно легче, чем было. Мы стали самостоятельней. Самостоятельней. И поэтому вам стало трудней.
Голубь. Что это за внесоциальные категории, вообще мужчины, вообще женщины?
Трубачева. Даже странно, что вы, образованный человек, этого не понимаете. Мы сами себя содержим. Если раньше женщина зависела от мужчины, то сейчас эта зависимость все меньше. Вот мужчины и сердятся. Изменит муж, узнает жена, немедленно отомстит.
Голубь. Очень остроумно!
Трубачева. У меня была подруга, она плакала, но мстила своему муженьку.
Голубь. Какая чушь!
Трубачева. Григорий Васильевич, и это вы говорите мне, человеку, который от чистого сердца ухаживал за вами, лечил вас...
Голубь. Извините, вырвалось.
Трубачева. Не просто вырвалось. Не просто... Вы недовольны создавшимся положением. Как известно, мужчины — эгоисты почти от рождения.
Голубь. Я это категорически отметаю!
Трубачева. Спокойно, товарищ Голубь... Девочки моют посуду, стирают... Убирают комнаты.
Голубь. Хорошие девочки.
Трубачева. А что делают хорошие мальчики? «Мама, дай. Мама, подай. Мама, некогда». Чем старше — тем больше. «У меня собрание. Заседание. Пленум. Научная сессия».
Голубь. Какие обобщения!
Трубачева. Мальчик вырос и обращается уже не к маме, а к жене: «Сделай. Подай. Зашей. Подшей. Подгладь брюки. Почисти туфли».
Голубь. Поэтому вы и предпочитаете оставаться в одиночестве?
Трубачева. Может быть...
Голубь. Может быть или поэтому?
Трубачева. Но, кстати, вы ведь тоже одинокий мужчина? Или я ошибаюсь?
Голубь. Не ошибаетесь.
Трубачева. А почему вы одинокий?
Голубь. Могу вам сказать, вы мой врач...
Трубачева. Значит, не женщина...
Голубь. Да... то есть...
Трубачева. Вы уж не смягчайте.
Голубь. Одним словом, я хочу быть откровенен с вами.
Трубачева. Как с врачом...
Голубь. Как с соседкой по временному местожительству... Вас так устраивает?
Трубачева. Устраивает.
Голубь (зловеще). А вы знаете, что у меня было все наоборот?
Трубачева. То есть?
Голубь. Мне попалась одна штучка.
Трубачева. Григорий Васильевич!
Голубь. Именно штучка! Я ее любил, эту штучку... Любил. Но что я слышал: «дай», «подай», «принеси», «достань». Вот еще слово — «достань». Я этот глагол слышать с тех пор не могу. Все сам, сам, сам. Я от запаха приготовленной дома пищи отвык. Все всухомятку. И я навсегда покончил с этим... С таким потребительским отношением ко мне...
Трубачева. И занялись вплотную массово-просветительной работой?
Голубь. И чувствую себя превосходно!
Трубачева смеется.
А вы не смейтесь. Между прочим, у нас с вами общая судьба.
Трубачева. Одиночество вдвоем?
Голубь. Очень точно замечено. За период этой глупой болезни я, конечно, понервничал... Этот Карась...
Трубачева. Этот Карась сам блудня, да только на крючок попался.
Голубь. По одному карасю о всех рыбах не судят. Во всяком случае, вам он не опасен, поскольку вы замуж не собираетесь. Ведь не собираетесь?
Трубачева. По-моему, и вы не собираетесь жениться.
Голубь. Не собираюсь. И это следовало бы отметить.
Трубачева. Каким образом?
Голубь. Стол накрыт. Вино на столе. Тюкнем по маленькой? (Достает из буфета рюмку и тарелку.)
Трубачева. Вы делаете поразительные успехи. (Наливает вино.)
Голубь. Ваш муж не явится?
Трубачева. Не беспокойтесь. Мне и с вами неплохо. За ваше одиночество!
Чокаются.
Голубь. А я за ваше одиночество.
Стук в дверь.
(Вскочив.) Кто это?
Трубачева. Вероятно, муж...
Голубь. Что?
Повторный стук.
Трубачева. Сейчас узнаем. (Идет открывать дверь.)
Голубь. Что же это делается?
Еще стук в дверь.
Умоляю вас, не открывайте!
Трубачева. Я все же рискну. (Открывает.)
Входит Гаркуша.
Гаркуша. А я-то думала, что вы уже спите. Ключ забыла. А у вас тут пир горой. Что ж вы без меня-то? (Голубю.) Поправился, голубчик?
Голубь. Поправился... Поправился... Но, кажется, снова заболею.
ЗанавесНа просцениуме девушка и юноша. Они поют.
Сколько может человек быть одиноким?
Сколько может по земле один ходить?
Не встречать любви, пусть даже и жестокой,
Не вздыхать, не плакать, не грустить?
Пусть на свете одиночества не будет,
Одиночества нам выдержать нельзя.
Помогите, дорогие, этим людям,
Обращаемся мы с просьбой к вам, друзья.
Перед занавесом девушка и юноша. Они поют.
Много случаев на свете,
Всех их нам не перечесть, —
Люди ходят по планете
И не знают, где присесть.
Потому они не знают,
Ни о чем не говоря,
Что порой заболевают,
Лихорадкою горя.
Порошки, порошки
Так бывают хороши,
Так бывают хороши
Только в случаях определенных.
Медицину мы учили
И узнали — не лечили
Порошками и таблетками влюбленных.
В лихорадке и в простуде
Надо вовремя помочь;
Ведь теряют разум люди,
Все отбрасывая прочь.
Как помочь им? Вот проблема
Перед нами вновь и вновь!
В медицине эта тема
Называется — любовь!
Порошки, порошки
Так бывают хороши,
Так бывают хороши
Только в случаях определенных.
Медицину мы учили
И узнали — не лечили
Порошками и таблетками влюбленных.
(Уходят.)
Открывается занавес. Накрытый стол. Посреди комнаты чемодан. По комнате беспокойно ходит Трубачева. У стола за ней наблюдает Гаркуша.
Гаркуша. Еще директор сказал, что повар товарищ Пышный принесет пирог, специально сделанный в честь отъезда товарища Голубя.