Бонни Вэнак
Вторжение любви
Фрэнку, моему герою. Навсегда
Лондон
1894 год
Во рту ощущался привкус крови, щеку рассекала глубокая царапина. На одежде виднелись остатки травы.
Все это можно скрыть, если Найджел ничего не расскажет, и Томасу оставалось молиться, чтобы так оно и было. Томас молил Всевышнего о том, чтобы на этот раз брат промолчал. Пожалуйста. Потому что он больше не выдержит побоев.
В доме царила тишина. Натертые воском ступени лестницы тускло поблескивали в полумраке. Полы сияли чистотой. Отец терпеть не мог беспорядка. Опустив глаза, Томас посмотрел на свою разорванную одежду. Вот она-то как раз пребывала в беспорядке. Может, служанке удастся привести ее в божеский вид?
Не успел Томас, в душе которого пробудилась слабая надежда остаться незамеченным, ступить на лестницу, как его остановил строгий голос:
– И куда это ты собрался?
Страх сковал душу мальчика. Томас закусил губу, стараясь не показать охватившего его ужаса.
– Отец, я… э…
– Спустись.
Томас медленно развернулся и увидел его, лорда Кларедона, чьи глаза метали громы и молнии.
Бордовое, точно свекла, лицо отца резко контрастировало с накрахмаленным белым воротничком, врезавшимся в мясистый подбородок. Отец выглядел так, словно вот-вот задохнется. Рядом с графом стоял Найджел, на лице которого играла зловещая улыбка.
Томас судорожно сглотнул; Он должен быть сильным. И все же он слегка дрожал, спускаясь по ступеням. Найджел – любимый, хороший сын. Он всегда поступал правильно. Найджел был идеальным ребенком в отличие от него, Томаса.
Отец с отвращением смотрел, как Томас спускался по лестнице.
– Девчонка. Да не какая-нибудь. А проклятая язычница. Где твоя гордость? Почему ты позволяешь этому ничтожеству взять над тобой верх? Тебе двенадцать лет. Ты слишком слаб. Бери пример с брата. Ты же Уолленфорд.
Граф говорил тихо, и это свидетельствовало о том, что он разгневан. Внезапно Томас осмелел и посмотрел отцу в глаза.
– Я никогда не буду таким, как Найджел, отец, как бы ты ни пытался сделать нас одинаковыми.
Кровь бросилась графу в лицо.
– Попридержи-ка свой язык, мальчишка.
– Я думаю, Томасу стоит пригласить Джасмин на званый вечер на следующей неделе, чтобы все увидели, кто его побил, – подал голос Найджел.
Томас взглянул на брата с неприязнью.
– Для Джасмин будет наказанием увидеть твое уродливое лицо.
– У меня уродливое лицо? Посмотри-ка на себя в зеркало, – насмешливо произнес Найджел, а потом начал напевать: – Томасу нравится Джасмин, Томасу нравится Джасмин. Томас влюблен в маленького Коричневого Скорпиона.
Боль пронзила сердце Томаса. Ну почему брат больше его не любит? Ведь когда-то они вместе смеялись, играли, ловили лягушек, баловались. Они заступались друг за друга, как лучшие друзья. Но четыре года назад Найджел серьезно заболел. Томаса вместе с тетей и дядей отослали в теплый солнечный Египет. Когда Томас вернулся домой, с ужасом ожидая услышать, что Найджел мертв, он нашел брата живым и здоровым.
Но Найджел изменился. Он был теперь не другом, а скорее врагом. Томасу ничего не оставалось, как признать тот факт, что Найджел всегда теперь будет его ненавидеть и укоризненно качать головой, сравнивая себя с братом не в пользу последнего.
Найджел терроризировал и Томаса, и восьмилетнюю Аманду. Оказываясь с ними наедине, он снова и снова повторял, что жалеет, что не является единственным ребенком в семье. На прошлой неделе Найджел запер сестру в сарае, заявив, что она надоела ему беспрестанной болтовней. Томас нашел ее спустя час – девочка беззвучно плакала, и по ее щекам катились слезы. С тех пор Томас поклялся защищать ее от жестоких выходок брата.
Томас поднял глаза. Сидя на корточках, Мэнди смотрела на него широко раскрытыми глазами сквозь прутья перил. Ее не должны заметить, иначе отец накажет и ее. Томас еле заметно кивнул, и Мэнди исчезла тихо как мышка. Мальчик облегченно вздохнул.
Граф Кларедон досадливо посмотрел на сына.
– Ты еще более бесполезен, чем мальчишки, помогающие на конюшне: Найджел прав. Ты пригласишь эту язычницу на званый вечер. Твоя мать укажет этой Джасмин ее место, чтобы той больше в голову не приходило показываться в приличном обществе.
Сердце Томаса наполнилось страхом. Они унизят Джасмин. Джасмин, которую он дразнил и высмеивал и которой тайно восхищался: ведь она, невзирая ни на что, скакала верхом в мужском седле. Джасмин из экзотической страны Египет, очаровавшей Томаса. Джасмин, с ее своенравным живым взглядом и необузданным нравом. Когда Томас обидел ее, она не заплакала, не убежала, а ударила его в ответ.
Теперь ему придется заплатить за это. И ей тоже.
– А ну-ка, иди сюда. – Отец взял мальчика за ухо, и на лице Найджела заиграла довольная улыбка. Они направились к конюшням, которые Томас так любил. Острый запах лошадей и навоза успокаивал. Граф рявкнул на конюхов, и те ушли. Томас мысленно поблагодарил их за то, что они не стали свидетелями его унижения.
Граф взял в руки хлыст и похлопал им по бедру. Каждый удар заставлял Томаса вздрагивать. Он знал, что за этим последует.
На этот раз все будет плохо. Очень плохо.
– Шесть ударов – в два раза больше, чем обычно – за то, что ты опозорил нашу семью. Снимай рубашку.
Томас повиновался, но его руки предательски дрожали. Ему хотелось дать отцу отпор. Убежать. Но Уолленфорды не убегают. Они стоически переносят наказание. Они всегда безупречны и отстраненно-сдержанны на людях. Томас вспомнил о Джасмин, которая никогда не давала себя в обиду.
Граф взмахнул хлыстом и… Томас сделал то, на что у него никогда недоставало смелости: он схватил хлыст и посмотрел на отца.
– Нет, отец.
Лицо графа побагровело.
– Нет? – переспросил он, а потом повысил голос: – Нет?!
Даже Найджел отшатнулся, и в его глазах промелькнул страх.
Граф вырвал хлыст из рук сына, отшвырнул его в сторону и схватил кнут, висевший на стене.
– Я тебе покажу. Я научу тебя послушанию, мальчишка. Я вобью в тебя ум.
Найджел посмотрел на отца с ужасом, а потом произнес слова, которых Томас совсем не ожидал от него услышать:
– Отец, не надо… Пожалуйста, – взмолился он. Лицо графа исказило выражение досады.
– Ты тоже становишься таким же мягкотелым? Убирайся!
Найджел взглянул на брата, и в его глазах промелькнуло что-то похожее на печаль.
– Мне жаль, что я рассказал про тебя, – прошептал он.
Горло Томаса сжалось от нахлынувших на него эмоции. Он посмотрел на убегающего брата в надежде на то, что тот поможет ему. Но потом его вновь охватил ужас.
