Я был бы таким же, каков я есть, хотя бы над моим незаконным рождением мерцала самая девственная звезда на всем небосклоне.
Шекспир. «Король Лир»
Лондон, 1820 год
Эта ночь показалась бы чертовски сырой любому, кто решился покинуть свое ложе ради того, чтобы купить девственницу. Уилл Джоунз разглядывал сквозь запотевшее окно кареты портик с белыми колоннами, украшающий скромный дом на Халф-Мун-стрит. Если сведения Джека Касла верны, то среди прочих безнравственных услуг, которые предоставляются в этом доме, есть одна особая — здесь можно купить девственницу.
Дождь молотил по стеклу кулаками. Уилл кивком головы велел своему слуге Хардингу приступить к осуществлению плана. Затем распахнул дверцу кареты и вышел. Его ноги ступили на мокрые булыжники мостовой, и резкая боль в ребрах заставила замереть на месте. Чтобы скрыть причину своей заминки, он прибег к одному из маленьких джентльменских ухищрений — вытянул белые манжеты из рукавов тонкого черного шерстяного фрака и щегольски сдвинул шляпу набок.
Эта остановка дала ему несколько мгновений, чтобы рассмотреть дом во всех подробностях. Тюрьмы, в которых ему случалось проводить не одну неделю, охранялись не так надежно. Верхние окна были закрыты искусно выкрашенными деревянными панелями, и два огромных боксера в лакейской одежде стояли на страже по обеим сторонам двери. Но, все же, у дома были и уязвимые места. Верхняя часть кареты задела портик, поверх которого шла железная балка, связанная с другими балками; балки эти тянулись вдоль дома до угла Пиккадилли, где, несмотря на поздний час, все еще не стихло уличное движение.
Уилл сказал кучеру несколько слов по-французски и, отбросив свое истинное «я», стал виконтом де Вилларом, обладателем приобретенного в Западной Индии состояния, уродливой жены и страсти к коллекционированию эротических гравюр.
Уилл поднял дверной молоток. Огромного роста лакеи смотрели прямо перед собой, но их очевидное невнимание его не обмануло. При случае они узнают позднего посетителя.
В дверном окошке появилась морда, красная и бугристая, как кирпич.
— Двадцать пять гиней. — Голос у Кирпичной Морды был резкий, им можно было резать металл.
— Bien sur[2]. Чтобы получить хороший выигрыш, нужно вложить деньги. — Уилл поднес банкноты к дверному окошку.
Когда он вошел в дом, Кирпичная Морда принял у него плащ, шляпу и перчатки и пробормотал, что придется подождать. Ничто в холле не говорило о пороке, там все свидетельствовало о благовоспитанном английском комфорте — турецкий ковер, столик красного дерева и высокий шкаф. Но где-то в Лондоне разгуливал на свободе Арчибальд Марч, владелец этого заведения, убийца и маньяк.
Большая часть жителей Лондона знала Марча как великого благодетеля города, человека, чьи щедроты поддерживали вдов и сирот, хромых и слепых. Только горстка людей, включая Уилла, его брата Ксандра и жены Ксандра Клео, имела основания полагать, что Марч — убийца и шантажист, на совести которого смерть, по меньшей мере, трех человек и который обладает документами, свидетельствующими о грехах и пороках гораздо большего количества людей. Если власти не разоблачат Марча, это сделает он, Уилл.
Из комнаты наверху донесся хриплый мужской смех, по лестнице прозвучали быстрые шаги.
В следующий момент появился хозяин, и Уилл решил, что все-таки этот холл — преддверие преисподней.
Он не стал пожимать руку Гаю Лири — гибкому, веснушчатому человеку с волосами цвета моркови и холодным взглядом, говорившим о готовности к разврату в любом его виде. То, что здесь главным был Лири, а не какая-нибудь хорошо сохранившаяся проститутка с пухлой грудью и льстивым лицом, говорило о многом. Скорее всего, работающие здесь женщины не в большом восторге от управления Лири.
— Какое удовольствие вы желали бы получить сегодня, господин виконт?
— Я так понимаю, что сейчас начнется аукцион?
Лири бросил взгляд на часы и покачал головой:
— Прошу прощения, виконт. Аукционы мы устраиваем только по приглашениям, для нескольких заинтересованных лиц, постоянных клиентов нашего заведения. Но мы могли бы предложить вам другие удовольствия.
— Разрешите мне подтвердить свой интерес к участию в вашем аукционе. — И Уилл положил пачку банкнот на консольный столик, стоявший рядом.
— Я вас не знаю.
— Вы не знаете виконта де Виллара? Я полагал, что моя коллекция гравюр имеет определенную репутацию. — И он протянул Лири что-то плоское, обернутое коричневой бумагой.
Бросив второй нетерпеливый взгляд на часы, Лири разорвал обертку и посмотрел на гравюру. Посмотрел внимательно.
— Как вы узнали о нашем аукционе? — В его холодном лице ничего не изменилось, но в голосе Уилл заметил некоторую перемену.
— Надо мной сжалился один из моих друзей. Мне предстояло провести скучный вечер в обществе жены, и только мои гравюры могли бы вызвать у меня возбуждение. Перспектива заполучить у вас девственницу сразу же подняла мне настроение. Она правда девственница? Можно осмотреть ее, чтобы убедиться наверняка?
— Нельзя.
— Но вы можете гарантировать…
— Вы слышите или нет?
Уилл вяло махнул рукой.
— Прошу вас, проводите меня.
Лири круто повернулся и повел его наверх по великолепной изогнутой лестнице.
— А у этого совершенства есть имя?
— Елена Троянская.
Уилл чуть не поперхнулся от такой иронии. Очевидно, у Лири никогда не было хорошего учителя. Хороший наставник вроде старого Ходжа вправил бы ему мозги и объяснил, стоит ли давать девственнице имя самой известной в истории распутницы.
Поднявшись наверх, они вошли в красно-золотой салон, полный джентльменов самых разных возрастов, у которых было общее увлечение — плотские удовольствия. Воздух был душный от табака и похоти. Три молодые женщины, одетые в кремовые шелковые корсеты и батистовые панталоны, тонкие, как паутина, крутились между полностью одетыми мужчинами, следя, чтобы бокалы гостей были все время полны до краев. Присутствие этих женщин в нижнем белье вызывало у собравшихся острое плотское возбуждение. Это отсутствие платьев означало еще и то, что женщины, находящиеся в такой полной зависимости от нанимателей, утратили и свои имена. Гай Лири поманил темноволосую красавицу с красными пухлыми губами и пустыми глазами, и та подала Уиллу бокал бренди.
Уилл рассматривал разношерстное сборище искателей удовольствий. Он узнал двух членов парламента, не принадлежащих к партии реформаторов, одного восьмидесятилетнего лорда, а среди тех, кто вел наиболее громкий и непристойный разговор, увидел одного из сыновей графа Оксли, человека, с которым у него было только одно общее — отец. Уиллу по-прежнему везло. Среди присутствующих не было ни одного офицера и никого, кто бы знал Виллара, или Уилла Джоунза. Вряд ли его единокровный брат Оксли сможет узнать незаконного отпрыска папаши.
