Джанет Линфорд
Повелитель молний
Западный Лулворт,
Дорсет, южное побережье Англии, июнь, 1574 год
Маргарет Смитсон, задремавшая в кресле у постели отца, потянулась, и в тишине слабо освещенной комнаты раздался скрип старого дерева. Она очнулась и подняла с колен утыканную булавками подушку с натянутыми поперек коклюшками.
Дочь беспокойно взглянула на отца. Слава Богу, он все так же безмятежно спит после целого дня изнурительной борьбы с лихорадкой. Все это время она неотлучно дежурила подле него: обтирала влажной льняной салфеткой руки, грудь и горящий лоб, поила бульоном и отваром из лекарственных трав, поправляла подушку и меняла белье. Иногда он приходил в себя и, узнав дочь, еле слышно благодарил и извинялся, а она плакала и целовала его исхудавшую руку. Ее бедный любимый отец, землевладелец из Западного Лулворта, когда-то такой сильный и полный энергии, был давно и серьезно болен.
Но не зря она так заботливо ухаживала за ним.
Сегодня к вечеру жар начал спадать, и он, наконец, спокойно заснул. Придерживая подушку для плетения кружев, Маргарет потянулась, осторожно коснулась ладонью бледной щеки отца и с облегчением вздохнула, ощутив, что жар прошел.
Состояние больного придало девушке бодрости, и она решила взяться за кружево, которое необходимо было поскорее закончить. Две дюжины коклюшек ткнулись в ладони, как котята к теплому животу матери, и ловко улеглись, радуя ее привычным прикосновением железа и отполированного дерева.
Слева направо, справа налево. Однажды летом, когда ей было всего четыре года, Маргарет увидела в городе кружевниц и с тех пор каждое утро тихонько приходила в их мастерскую и часами заворожено следила за их работой. Как-то раз отец случайно обнаружил там дочку и был поражен необычной в ее возрасте увлеченностью. Он попросил пожилую мастерицу научить девочку сказочному искусству, словно угадав ее самое заветное желание.
Перехлест, виток, булавка. Коклюшки мерно постукивали и поблескивали в неверном свете свечи, и всем своим существом девушка отдавалась во власть ритма, который когда-то околдовал четырехлетнего ребенка. В тот же день отец купил ей подушку для плетения кружев, обтянутую темно-синим атласом. И спустя двенадцать лет подушка лежала у нее на коленях, подчеркивая своей глубокой синевой затейливый орнамент.
Будет девушка плести, будет кружево цвести. Под искусными пальцами Маргарет расцветал изящный узор. Со временем плетение кружева стало для нее источником силы и успокоения. За своим занятием девушка забывала и страдания отца, и преследующую их бедность, и вечное раздражение матери.
Маргарет продолжала работать, закрыв утомленные глаза: она чувствовала узор, жила в нем. В четыре года она верила, что этим волшебным даром ее наградил Господь. Или отец, который в ее детском представлении был таким же могущественным.
– Ну, дочка, вот тебе подарок. Береги его, и он будет с тобой долго-долго, когда другие вещи и игрушки перестанут тебя интересовать.
Маргарет вздрогнула и открыла глаза. Она ясно слышала сейчас голос отца. Он уже проснулся? Нет, отец спокойно и ровно дышал во сне.
Он часто повторял, присаживаясь рядом и наблюдая за ее порхающими пальцами:
– Давай-ка посмотрим, что ты сделала за вечер, Маргарет! Да ты просто чудо! Ты даже в сумерках работаешь очень быстро. – Он искоса взглядывал на дочку с притворным изумлением. – Держу пари, что твои пальчики быстрее своры гончих из Шерборна.
Девочка смущенно улыбалась и отрицательно качала головой.
– Нет? А я думаю, что я прав. Они даже быстрее… самого быстрого из королевских жеребцов, которых привозят из-за Средиземного моря.
Маргарет поджимала губки и снова качала головой. Он придумывал все новые и новые лестные и неожиданные сравнения, а она сколько хватало сил серьезно отнекивалась, пока оба не начинали безудержно хохотать. Это была их любимая игра. Что и говорить, они всегда были хорошими друзьями.
В открытое окно влетел камешек, пробудив ее от задумчивости. Этот вызов в середине ночи мог означать только одно: Джонатан Кавендиш все еще любит ее. С радостно забившимся сердцем Маргарет подбежала к окну и стала вглядываться в темноту.
Неожиданно в душе пробудилось сомнение. Может ли она уйти из дома, когда отцу в любую минуту может понадобиться ее помощь? Она знакома с Джонатаном девять месяцев, и за это время по своему легкомыслию и так слишком часто оставляла отца. И сейчас дочерний долг и глубокая привязанность к больному повелевали ей оставаться подле него. Но в воображении вставало милое улыбчивое лицо Джонатана, и манило вновь увидеть его, услышать волнующий голос, оказаться в его ласковых объятиях.
Маргарет недолго колебалась, нетерпеливое сердце подсказало выход: сегодня ночью она сделает сразу два дела – увидится с юношей и обязательно закончит работу. Маргарет подхватила подушку и кружевное полотно и направилась к двери.
– Маргарет, ты где?
Стоя наверху, она услышала голос Джонатана из-за приоткрытой задней двери. Должно быть, она забыла ее закрыть, когда выходила к колодцу. В доме, где слуги не задерживались, так как им никогда не платили вовремя, вообще все было вверх дном.
Высоко держа перед собой подушку, Маргарет спустилась по шаткой лестнице, стараясь не наступать на скрипучие доски, к жалобной песенке которых привыкла с раннего детства. Ноги сами по памяти выбирали свободные от предательского скрипа половицы.
За годы плетения кружев девушка невольно стала замечать, что различным вещам и явлениям присущ своеобразный ритм и узор. Неравномерно потемневшие от времени доски пола в их старом доме казались ковром с истершимся рисунком. Отдаленный стук топора дровосека в очнувшемся от зимней спячки лесу и звонкие дробные звуки капели во дворе создавали бойкий весенний мотив. Дни, такие непохожие, складывались в прихотливый узор ее жизни.
В этот узор вплетались встречи с Джонатаном, запрещаемые и ее матерью, и его отцом, а потому – тайные. Порою Маргарет с беспокойством задумывалась о причинах непонятного ей запрета. Но гораздо больше девушку мучило желание понять, что она значила для Джонатана. Она подумала, что необходимо серьезно поговорить с юношей, но стоило тому войти, как поразительная красота его лица и совершенство фигуры вмиг прогнали все попытки быть рассудительной. Как всегда, при взгляде на него от волнения и радости у нее перехватило дыхание.
– Маргарет, любимая, все ли у тебя хорошо? Как отец? Я уже три дня ничего не знаю о тебе.
Джонатан нежно обнял девушку и увлек под таинственный покров ночи. Молодые люди остановились на заднем дворе, где сквозь потрескавшиеся плиты пробивались жизнелюбивые ростки.
