Комната в доме викария в Хайтреме не была велика, но хмурый, холодный январский день в хозяйстве, в котором постоянно приходилось контролировать расход угля, небольшой размер этого помещения не воспринимался как некое неудобство. Очень скромный огонь в высоком камине явился причиной того, что за исключением одной все леди, находящиеся в комнате, накинули на плечи шали. Элизабет же, самая младшая из хорошеньких дочерей Генри Тэллента, так страдала от сильной ушной боли, что согласно рецептам бабушек засунула в ухо печеную луковицу и замотала голову теплым кашемировым платком. Девочка лежала на потертой кушетке, голова ее покоилась на старенькой красной подушечке, время от времени страдалица издавала долгий вздох, на который никто из сестер уже не обращал внимания. Всем было известно, что Бетси очень болезненна. Считалось, что климат Йоркшира ей не подходит, так как большую часть зимы она проводила, страдая от различных недугов; все, кроме матери, воспринимали ее болезни как нечто неизбежное.
Разные мелочи, разбросанные на столе, свидетельствовали о том, что молодые леди расположились в этой запущенной комнате для обметывания рубашек, но было очевидно, что только одна из них, самая старшая, действительно занималась шитьем. На стуле у камина мисс Маргарет Тэллент, полная пятнадцатилетняя девушка, была захвачена романом, печатавшимся в журнале под названием «Ежемесячный обзор для леди», а сидящая напротив мисс Арабеллы мисс София, бросив на стол шитье, читала вслух другой том этого весьма поучительного сборника.
— Должна сказать, Белла, — заметила она, на секунду отрываясь от книги, — что я нахожу все это чрезвычайно запутанным. Послушай только, что здесь написано! «Мы познакомили наших подписчиц с последними моделями не для того, чтобы попрать законы благопристойности и этикета, а для того, чтобы вызвать у вас улыбку и придать дополнительное очарование проведению благотворной экономии, что является требованием сегодняшнего дня». И затем — если хочешь взгляни — рисунок наивосхитительнейшего платья: только посмотри на него, Белла. Здесь говорится, что русский лиф изготовлен из синего сатина и отделан бриллиантами.
Ее сестра послушно подняла глаза от манжета рубашки, которым она занималась, и критически взглянула на костлявую великаншу, изображенную в упомянутом наряде. Вздохнув, она снова склонилась над работой.
— И если это их понятие об экономии, значит, очевидно, что я не смогу поехать в Лондон, даже если крестная и пригласит меня туда; но я почему-то уверена, что она не пригласит, — сказала Арабелла обреченно.
— Ты должна, и ты поедешь, — заявила София тоном, не терпящим возражений. — Только подумай, что для всех нас будет значить эта твоя поездка.
— Конечно, я все это понимаю, но я не хочу выглядеть неряхой, — возразила Арабелла, — и ты очень хорошо знаешь, что если так предписано модой, то я должна иметь на корсаже бриллианты!
— Чепуха! Я полагаю, что все это — одна из крайностей современной моды, или, возможно, эти бриллианты — подделка. Кстати, этот номер журнала достаточно старый. Я припоминаю, что в одном из последующих номеров сказано, что по утрам уже не принято надевать украшения, что весьма вероятно. Где же этот номер? Маргарет, ты же его читаешь! Умоляю, дай мне его скорей! Ты еще слишком молода, чтобы интересоваться подобными вещами!
Маргарет убрала книгу подальше от сестры:
— Нет, не дам, я читаю роман!
— Но тебе не следует его читать. Ты же знаешь, папа не любит, когда мы читаем эти бесконечные любовные истории.
— Если уж на то пошло, — нашлась Маргарет, — он бы страшно расстроился, если бы узнал, что тебе больше нечего читать, как пояснения к модным картинкам.
Они посмотрели друг на друга. У Софии задрожали губы:
— Милая Маргарет, ну пожалуйста, дай его мне на секундочку!
— Ладно, дам, но только, когда закончу «Записки Августа Вальдштейна», — сказала Маргарет, — и то на секундочку, учти это!
— Подожди, мне кажется, здесь есть то, что мы ищем, — произнесла Арабелла, оставляя шитье, чтобы просмотреть книгу, отброшенную Софией. — «Способ сохранения молока с помощью хрена… Белый лак для ногтей…» Вот! Нашла! Послушай, Мэг! — «Если женщина в ранней юности уделяет много внимания чтению романов, то, несомненно, она не сможет стать достойной спутницей здравомыслящего мужчины так же, как заботиться о своей семье с надлежащей благопристойностью и тактом». Вот. — Хотя губы ее были плотно сжаты, но им очаровательно противоречили танцующие смешинки в глазах.
— Уверена, что наша мама не подходит здравомыслящему человеку, — раздраженно ответила Маргарет. — Она читает романы, и даже папа не возражает против «Скитальца» или «Сказок» миссис Эджворт.
— Но ему не нравится, когда Белла читает «Венгерских братьев» или «Детей аббатства», — сказала София, изыскивая возможность выхватить «Ежемесячный обзор для леди» из крепко вцепившихся в него рук сестры. — Он говорит, что в подобных книгах тьма всякой чепухи и что мораль в них почти отсутствует.
— В книге, которую я сейчас читаю, мораль не отсутствует, — заявила Маргарет, разозленная до предела. — Послушай, что сказано в конце страницы: «Альберт! Храни чистоту и блюди свой долг». Я уверена, что отцу это не может не понравиться!
Арабелла потерла кончик носа.
— Я думаю, он бы сказал, что это слишком напыщенно, — спокойно заметила она. — Но отдай ей книгу, София!
— Отдам, когда найду то, что ищу. Кроме того, именно мне посчастливилось взять эти журналы у миссис Катерхэм. — Вот! Здесь говорится, что сейчас по утрам надевают только очень скромные драгоценности. — И с ноткой сомнения добавила: — Думаю, что даже в Лондоне мода так быстро не меняется. Этому номеру всего лишь три года.
Страдалица, которая все это время лежала на кушетке, осторожно приподнялась:
— Но ведь у Беллы нет никаких драгоценностей!
Это замечание, произнесенное с естественной прямотой девицей, которой было только девять лет от роду, привело в уныние всю компанию.
— У меня есть золотой медальон на цепочке, в котором я храню папины и мамины волосы, — как бы оправдываясь, сказала Арабелла.
— Если бы у тебя была диадема и ц-цестус, и браслет, который подходил бы к ним, тогда еще можно было бы о чем-то говорить, — сказала София. — Здесь как раз и описан вечерний туалет со всеми этими украшениями.
Три сестры удивленно посмотрели на нее:
— Что такое цестус? — спросили они.
София мотнула головой.
