Возлюбленному мужу Джорджу от обожаемой жены. Вечности совсем недостаточно…
Весна 1519 года
— Я не могу жениться на тебе, — без обиняков объявил Джайлз Фицхью Филиппе Мередит, чей прелестный ротик в изумлении раскрылся при столь неожиданном откровении.
Стоял май, и двор перебрался в Гринвич. Деревья зеленели свежей листвой, а в воздухе стоял пьянящий аромат ранних цветов. За садами королевского дворца под ярким солнцем величаво, словно колеблемая легким ветерком шелковая лента, медленно тянулась Темза, неся свои воды к морю. Самое подходящее место для романтических свиданий. Не для бесповоротного разрыва.
В первое мгновение Филиппе показалось, что сердце остановилось. Перестало биться. Но нет. Она еще жива.
Девушка сжала губы и попыталась осознать только что услышанное. Виски пронзила пульсирующая боль.
— Ты влюбился в другую? — едва выговорила она наконец.
— Нет, — коротко ответил он.
— В таком случае почему?! — вскричала она. — Наши семьи всегда хотели, чтобы мы поженились, а мне уже пятнадцать. Я готова к замужеству.
— Но официальной помолвки не было, — спокойно напомнил он. — Так захотела твоя матушка, дорогая.
В свои девятнадцать Джайлз был высоким и широкоплечим. Как и старший брат, он унаследовал рыжеватые волосы отца и мягкие голубые глаза матери.
— Зато все знают, что в один прекрасный день мы поженимся, — упрямо настаивала Филиппа, не в силах поверить, что Джайлз способен на такое бессердечие. — Но если это не другая женщина, тогда в чем же причина разлуки? — резко спросила она. Ей следовало бы рассердиться на него. О да! Очень рассердиться!
— Господь, — благочестиво ответил он, крестясь.
— Что?!
Она, должно быть, не расслышала. И теперь была окончательно сбита с толку. И это говорит тот Джайлз Фицхью, который в бытность королевским пажом всячески старался увильнуть от утренней мессы?! Мало того, неизменно избегал наказания, изобретая самые немыслимые причины своего отсутствия.
— Ты, конечно, шутишь! — громко рассмеялась она. Но Джайлз покачал головой.
— Я хочу принять постриг, Филиппа, — продолжал он. — Собираюсь стать священником. Я учился в Риме с Реджиналдом Поулом, кузеном короля. Поверь, уезжая туда, я ни о чем таком и не думал. Все случилось неожиданно. Другого объяснения я предложить не могу. Это то, что мне необходимо, дорогая. Именно этого я хочу. Куда сильнее, чем жениться и обзавестись семьей.
— И давно ты так решил? — настаивала Филиппа, до сих пор не веря собственным ушам. Вздор! Абсурд! Джайлз? Ее Джайлз — священник? Нет!
— Я отправился учиться в Европу, Филиппа. Сначала в Париж, потом в Рим. Собирался познать тайны литературы и истории, посещать лекции, пить, драться и волочиться за девушками, как любой молодой человек моего возраста. В Париже все так и было.
Он ухмыльнулся, снова разбив ее сердце напоминанием о прежнем Джайлзе, в которого она влюбилась много лет назад.
— Но потом я очутился в Риме. И в этом древнем городе со мной что-то произошло.
Он умоляюще заглянул в ее зеленовато-карие глаза, словно не находя слов.
— И что же там случилось? — осторожно осведомилась она. — Расскажи подробнее, что там стряслось.
— Все началось с самого города, — медленно выговорил он. — Такой старый, что каждый камень в нем свят. И самый воздух наполнен звуками священных гимнов. Проникнут золотистым светом и благоговением. Рим так прекрасен, что щемит сердце. Не знаю, каким образом, но я вдруг понял, что родился, чтобы остаться там. Служить Господу каждой частицей своего существа. Поэтому я забросил все легкомысленные забавы и сосредоточился на миссии, к которой Он призвал меня. Воистину Господь выбирает тех, кого хочет видеть слугами своими, дорогая. Я вернулся домой только ради того, чтобы сказать тебе это и получить благословение родителей. Поверь, они удивились не меньше, чем ты, но поняли и приняли мое решение. Мало того, счастливы моей преданностью святой матери-церкви.
— А вот я не понимаю и не принимаю! — взорвалась наконец Филиппа. — Ты предпочтешь целибат? Утомительное и однообразное служение в жалкой церкви или пыльных архивах женитьбе на мне?! Наследнице с собственными землями?! Ты второй сын, Джайлз! Союз между нами выгоден нашим семьям! Ты бы получил Фрайарсгейт, а я поднялась на следующую ступеньку в придворных кругах. Я любила тебя с десяти лет! И теперь ты утверждаешь, что я тебе не нужна?!
Слеза скатилась по щеке.
— Это не совсем так, Филиппа. Ты была очаровательным ребенком и выросла настоящей красавицей. Ноя не люблю тебя так, как подобает мужу, а Бога люблю больше, — с жестокой откровенностью ответил он. — Мы встречались недолго и всего лишь однажды, когда ты впервые приехала ко двору. Потом ты вернулась в свой Фрайарсгейт, а когда снова прибыла в столицу, чтобы служить королеве, я уже уехал за границу. Ты любишь не меня, а скорее созданную тобой же мечту, и я уверен, что рано или поздно забудешь меня и справишься с горем. — Теперь его голос звучал чуть мягче.
— Я буду любить тебя до самой смерти, — поклялась Филиппа. — Невозможно поверить, что ты ко мне равнодушен! Что выберешь унылую, тоскливую жизнь, вместо того чтобы жениться, иметь детей и собственные земли! Такого быть не может!
— Филиппа, мне не нужны твои земли. Для меня это место слишком холодно и неприветливо. Прежде чем приехать ко двору, я рос на юге, в приграничных землях, и вряд ли смог бы выжить в вашем суровом климате, так далеко от родных и друзей. Север отнюдь не славится своим гостеприимством, дорогая.
— Но не будет ли тебе одиноко в Риме? — возразила она. — Это куда дальше от твоего родного дома, чем Камбрия. И ты больше никогда не увидишь свою семью, если только не приедешь в Англию.
Она рассерженно смахнула слезы с хорошенького личика. Но Джайлз невозмутимо улыбнулся:
— По возвращении в Рим я приму духовный сан. Мне уже обещан пост в Ватикане на службе у самого папы. Похоже, у меня обнаружили скромный талант к финансовой деятельности, который может пригодиться церкви. — Он взял ее руку и, поцеловав, добавил: — Неужели ты не пожелаешь мне счастья, Филиппа?
Голубые глаза спокойно смотрели на нее. И в них не светилось никакого чувства, кроме разве жалости к ней.
Филиппа вырвала руку, размахнулась и отвесила ему звонкую пощечину.
— Нет, Джайлз, я не пожелаю тебе счастья. Ты разбил мою жизнь. Ненавижу тебя! И никогда не прощу тебе предательства и унижения!
— Филиппа, пожалуйста, умоляю, постарайся понять, — пробормотал он, потирая щеку там, где ее ладонь оставила красный отпечаток на гладкой загорелой коже.
