Эмилия Остен - Тайна гувернантки

Англия, 1860 год

— Если лето выдастся хорошим, то вот эти розы красиво расцветут.

— А гибискус!

— Гибискус уж конечно.

Эмбер улыбнулась, прислушиваясь к голосам садовников, и отложила книгу с сонетами Шекспира — читать пока что больше не хотелось. Лучше насладиться теплом раннего майского утра, когда семья Даусеттов еще спит и можно воспользоваться свободным временем. Такие часы Эмбер очень любила. Она старалась вставать пораньше, что вполне закономерно в деревне, и до завтрака прогуляться по саду — сад в Грейхилле был роскошный. Местами аккуратно подстриженные, местами оставленные в первозданной дикости, растения тянулись вверх, цвели, переплетались, окутывая любого вошедшего в сад нежным ароматом. Можно было бесконечно бродить между деревьями по посыпанным гравием или вымощенным известняковыми плитами дорожкам, а затем спуститься по подстриженной изумрудной траве к озеру, чей синий глаз блестел невдалеке.

Эмбер и сама любила возиться в саду, но здесь ей не давали такой возможности. Садовники, коих в Грейхилле насчитывалось пятеро, предпочитали никого не пускать в свои владения и лишь тяжело вздыхали, если видели, как хозяйка срезает розы или маленький наследник случайно затаптывает крокусы. Эмбер, впрочем, учила своего воспитанника аккуратности, любви к природе и уважению к работе других, так что эпизод с крокусами был, пожалуй, единственным. Однако садовники — люди памятливые; и стоило трехлетнему Бруно появиться в саду в сопровождении матери или гувернантки, они настораживались, словно пугливые олени, и внимательно наблюдали за пришельцами из-за кустов.

«Хорошо, что сейчас они не знают о моем присутствии», — подумала Эмбер.

Она прикрыла глаза, наслаждаясь падавшими на лицо лучами солнца; над закрытыми веками словно вспыхивал золотистый ореол, и казалось, что медленно плывешь в этом сиянии. Эмбер любила лето больше других времен года. Все детство она провела на севере Англии, в Нортумберленде, в суровых, овеваемых холодными ветрами краях, где мох и вереск растут на древних валунах, а в лесу, кажется, еще можно услыхать отголоски песен друидов. Туда лето приходило ненадолго, радовало несколькими теплыми днями и исчезало; если ты застал эти несколько дней, считай, что тебе повезло. В остальное время тучи с севера, гонимые ветром, низко летели над головой; иногда из них сыпался холодный дождь, иногда — мелкий снег; и нельзя было отличить осень от зимы, зиму от весны и понять, когда же весна перейдет в летние деньки.

Здесь, по крайней мере, все ясно: вот май, и крокусы уже зацвели, скоро отцветут, говорят садовники; сирень притаилась в листве, готовая брызнуть сочными соцветиями белых, бордовых и сиреневых цветов; тюльпаны, привезенные из Голландии, качают плотными головками. Пчелы с нежным жужжанием носятся от цветка к цветку, свежая зелень так упоительно, так прозрачно светится, и кажется, что весь мир окутан дымкой расцветания и в ней можно идти и идти, словно в самом хорошем сне.

Эмбер открыла глаза и встала: пора возвращаться в дом. Скоро будут звонить к завтраку, а значит, она должна идти. Она сделала несколько шагов по дорожке, затем вспомнила, что оставила на скамейке томик стихов, и вернулась.

«Сколько же все-таки удивительного чуда в сонетах Шекспира», — размышляла Эмбер, шагая по дорожке к дому. Она повторяла про себя строки:

Эмбер перечитывала эти стихи сегодня утром снова и снова, вслушиваясь в их звонкий ритм, примеряя на себя. Как бы ей хотелось стать женщиной, для которой написаны такие строки! Но увы. Если в нее и влюбится поэт, то бедный, богатые поэты не влюбляются в гувернанток, пускай и благородного происхождения. Богатым поэтам нужны женщины, соответствующие их положению в обществе, — скромные дебютантки, прячущие белозубые улыбки за взмахами вееров. Большинство девушек, воспитывавшихся вместе с Эмбер в пансионе Святой Марии неподалеку от Морпета, не могли дождаться своего первого лондонского сезона. Эмбер эти трепещущие восторги обходили стороной: ей нужна была работа, а не внимание молодых джентльменов. Конечно, тетушка оставила ей кое-какие деньги, однако их не хватит, чтобы претендовать на звание выгодной невесты. Ведь для этого нужно снять дом, нанять слуг, купить экипаж и справить приличный гардероб — Эмбер отчетливо понимала, что при таких тратах тетушкино наследство быстро закончится. В Лондоне, говорят, бешеные цены. Для потомков старинных семей со старинными состояниями годится, а для бедной девушки с севера — нет.

Бруно выбежал навстречу Эмбер, едва она вошла в дом. За непоседливым трехлетним мальчишкой поспешала няня, благообразная и весьма тучная особа средних лет, которая переодевала маленького проказника, купала его и следила, чтобы он почистил зубы. Эмбер же занималась воспитанием ребенка. К счастью, несмотря на непоседливость, у Бруно было доброе сердце: он не стремился мучить червяков и кошек, животных просто обожал и к людям относился дружелюбно. Эмбер полюбила его сразу, а Бруно считал ее лучшим другом, хотя временами, бывало, она его наказывала.

— Эмбер! Эмбер!

— Ты должен называть свою гувернантку «мисс Ларк», — укорила подопечного нянюшка.

— Она же Эмбер!

— Это невежливо, Бруно!

Юный наследник никак не мог сообразить, почему именно невежливо.

— Но она ведь называет меня по имени!

— Это потому, что ты еще маленький, а она — твоя воспитательница!

Эмбер с улыбкой слушала эту перепалку.

— Если хочешь, я буду звать тебя «мастер Даусетт», Бруно, — предложила она.

— Нет! — Мальчик насупился, сведя к переносице тонкие светлые брови. — Мы же друзья!