Барбара Картленд
Любовь на краешке луны
Посетив Дордонь в 1980 году, я нашла ее столь же прекрасной, как знаменитые виноградники вокруг Бордо. А депрессия, о которой пойдет речь, началась в 1860-х годах, когда во Францию из Америки завезли растения, зараженные филлоксерой.
Прежде чем природу заболевания сумели как следует распознать, эпидемия распространилась с такой скоростью, что ее уже ничем нельзя было остановить.
В Перигоре наибольший ущерб от нее пришелся на конец 1870-х годов, и к 1892 году во всей области виноградники занимали всего лишь одну пятую площади, отведенной им двадцатью годами раньше.
Да, урожаи теперь устойчивы, хотя население не достигло еще прежней численности. Грузовики возят клубнику в Париж. Дордонь занимает первое место среди департаментов Франции по производству каштанов; табак нередко приносит фермерам основную долю дохода.
Полторы тысячи рабочих трудятся на дюжине бумагоделательных фабрик; древесина, плоды и племенное животноводство являются источником существования жителей департамента.
Но туризм побеждает все остальное, и восхищение «краешком луны» таится в боевом кличе перигорийцев, сочиненном тысячу лет назад: «Злому — камень, другу — любовь, меч — врагу! Истинный перигориец найдет и то, и другое, и третье».
1878 год
Граф Лэнгстонский успел взять с серебряного блюда вторую баранью котлету, когда дверь в столовую отворилась и вошла его сестра.
Глядя на нее, облаченную в платье для верховой езды, граф улыбнулся.
— Ты, я вижу, опоздала по своему обыкновению. Что, снова конь задержал тебя?
— Как всегда! — воскликнула леди Канеда Лэнг. — Кто еще мог бы увлечь меня в столь ранний час?
Брат расхохотался.
— Ну, тебе виднее. Кстати, а что случилось вчера с Уоррингтоном?
Канеда переложила на тарелку яичницу с беконом, оставленную на боковом столе, и села напротив брата.
— По-моему, Гарри, тебе придется поговорить с ним. Уоррингтон начинает докучать мне. Он вынудил меня пойти с ним в консерваторию и удерживал там чуть ли не силой!
— Ты избавишься от уймы хлопот, если примешь его предложение, — заметил граф.
В голосе сестры прозвучала возмущенная нотка.
— Я не намерена выходить ни за лорда Уоррингтона, ни за одного из оболтусов, что делали мне предложение за последние два месяца. Почему-то они не проявляли подобную активность, пока ты не унаследовал титул и внушительное состояние.
— Экая циничная особа — и это в девятнадцать лет! — смеясь, произнес граф. — Моя дорогая Канеда, ты довольно хороша собой, и нет ничего удивительного в том, что мужчины готовы положить свое сердце к твоим ногам; к тому же ты так прелестно одета.
— Я признательна тебе за это, Гарри, — наконец смягчилась Канеда. — Каждый день, каждое мгновение я чувствую себя принцессой из сказки, особенно когда подумаю, что мой гардероб полон великолепных платьев.
— Мне кажется, ты просто напрашиваешься на комплименты; однако тебе, я думаю, известно: без пестрых перьев птичка красивой не будет.
— Конечно, — согласилась Канеда. — Но, Гарри, быть богатым — это восхитительно, не так ли? Чудесно жить здесь, ездить на Ариэле и тех великолепных лошадях, которых ты купил для меня!
— Значит, ты все утро учила его? — спросил граф.
— Я покажу тебе два новых трюка, как только ты найдешь для этого время. Ты не поверишь, но клянусь: конь понимает каждое мое слово. Какие бы великолепные лошади ни наполняли твою конюшню, второго такого Ариэля не сыщешь.
Граф не стал возражать.
Он знал, как сестра относится к этому коню; она получила его от отца еще жеребенком, даже ходила за ним — по причине тогдашней бедности.
Ее отец и брат поделили между собой лошадей, имевшихся у них на конюшне, и владеть собственной лошадью было для Канеды пределом мечтаний, так как она с детских лет воспылала любовью к этим животным. И вот из Ариэля — это следовало признать — ее заботами получился удивительный конь.
Брат уже собирался расширить конюшню, чтобы разместить всех лошадей, которых намеревался купить в ближайшее время.
Но девять месяцев назад Гарри Лэнг проснулся однажды утром, ошеломленный известием, что отныне он граф.
От титула и состояния графов Лэнгстонских его, наследника младшего сына, отделяло три жизни. Отец Гарри погиб на охоте два года назад, и вот теперь шторм в Ирландском море погубил его дядю вместе с двумя сыновьями возвращавшегося с Изумрудного острова1.
Отец Гарри не ладил со старшим братом, и, поскольку тот как глава семьи финансировал всех остальных ее членов, жили они в чрезвычайной бедности.
Но, как справедливо думала Канеда, тогда в своем крохотном поместье посреди небольшой деревеньки они жили куда счастливее богатой родни, обитавшей в огромном доме и владевшей огромным состоянием.
Оба сына графа были старше Гарри и так самозабвенно увлекались фривольными развлечениями Лондона, что, невзирая на давление родителей, отказывались жениться.
Один волочился за красавицами из общества — естественно, замужними; другой предпочитал смазливеньких актрис, которых легко можно было найти на сценах Друри Лейн2 и Гейети3, особенно славившегося своими красотками.
В итоге к тридцати годам оба они оставались неженатыми… Таким-то образом Гарри в свои двадцать четыре года, будучи законным наследником, стал девятым графом Лэнгстонским.
Канеде казалось, что это судьба взмахнула над ними волшебной папочкой и, словно Золушку тыква, превратившаяся в сказочную карету, привезла ее во дворец принца.
Лэнгстон-парк, который ей довелось посетить к этому времени лишь несколько раз, вполне соответствовал такому определению.
Огромное сооружение в стиле Блейнхемского дворца4 и замка Говард, воздвигнутое тем же архитектором, Ванбругом, очаровало ее еще при подъезде к Лэнгстон-парку.
Хотя Гарри был немногословен, по жилке, бьющейся у него на виске, она поняла, что брат ощущает подобный восторг.
Тотчас по их прибытии состоялись похороны безвременно ушедших графа и его сыновей; огромный дом наполнили родственники, съехавшиеся со всей Англии не только для прощания с усопшими, но и за тем, чтобы посмотреть на наследника придирчивым взглядом.
Последние двадцать пять лет Джеральд Лэнг уделял немного внимания родственникам, а они — соответственно — ему, и всем, вполне очевидно, хотелось понять, каким будет новый глава рода, станет ли он соблюдать сложившиеся традиции.
Немыслимо, думала Канеда, наблюдая за собравшимися, чтобы внешность брата не произвела на них впечатления.
