Элоиза Джеймс - Неприличные занятия

Лондон, Англия

Офис королевского издательства «Турман и Турман»

14 февраля 1818 года

Из рукописи Реджинальда Фезергастингтона

«Чувства и разочарования»:

Любезный читатель!

Мне непереносима мысль о том, что я могу вас шокировать или напугать.

Должен просить всех леди возвышенного образа мыслей сию же минуту отложить этот том.

Я прожил жизнь, полную неумеренных страстей, и меня убедили поделиться с читателем в подробностях всем пережитым в надежде на то, что восприимчивые читатели благородного образа мыслей воздержатся от того, чтобы последовать по моим стопам…[1]

О, читатель, берегись!

Говорят, не различающий цвета человек никогда не поймет, что красный — цвет опасный. Также говорят, что глупец никогда не почувствует опасности, если влюбится.

Очевидно, что самая большая опасность для мужчины заключается в том, чтобы влюбиться в рыжеволосую женщину.

Джас Гриффин мог это подтвердить: спустя четыре года после того, как он влюбился в именно такую женщину, его собственный отец, герцог Хонингборн, судился с ним, пытаясь лишить его наследства. Перед этим мать поведала большей части Лондона, что он незаконнорожденный. Его рыжая возлюбленная сбежала, исчезнув без следа немногим более шести месяцев назад. А теперь, похоже, ему грозило увольнение с должности в издательском доме Турмана и Турмана.

И все из-за рыжеволосой женщины…

А он даже не мог притвориться дальтоником.

Джас Гриффин впервые увидел Линнет Чандрос, будучи замкнутым — очень замкнутым — двенадцатилетним подростком. Его отец, герцог, вызвал его в гостиную и сообщил, что мистер Чандрос будет его новым преподавателем по риторике, геральдике, стихосложению и истории. А также азам права, физики и астрономии.

Джас застонал. Он, конечно, увидел девочку, стоявшую рядом с учителем, но не придал ей значения. У нее было маленькое личико, делающее ее похожей на нахальную мышку, и туго заплетенные в косу волосы.

— Я великодушно позволяю мистеру Чандросу включать свою дочь в те занятия, которые подходят женщинам, — как всегда, напыщенно сообщил его отец.

Вероятно, Джас снова застонал.

И только на следующий день он понял, что его жизнь навсегда изменилась. Бесконечные дни скучных нотаций, направленных на то, чтобы превратить его в будущего герцога, превратились в дни, проведенные в водовороте страстных споров.

В тот первый день он не обратил внимания, что волосы Линнет Чандрос были рыжими как пламя, и ее характер оказался соответствующим. В первый год она сосредоточилась на том, чтобы постоянно указывать на его ошибки.

— Тупица! Смотри, как надо! — говорила она, глядя на его лист с заданием по математике. Она забирала у него лист и без труда исписывала его целыми колонками чисел.

В истории он ее превосходил.

— У тебя каша вместо мозгов! — презрительно бросал он, когда она думала, что регент вдруг убивал своего подопечного, будущего короля, повинуясь импульсу. — Наверняка его жена родила мальчика. Регент планировал убийство с того самого момента, когда узнал, что его жена беременна.

Линнет любила порывы и иррациональность. Джас был ее полной противоположностью и считал, что любое действие нужно тщательно планировать. Через полгода они были уже неразлучны, хотя этого никто не замечал. На самом деле никто и понятия не имел, что рассеянный преподаватель мистер Чандрос частенько терял свою дочь… или что молодой хозяин всегда знал, где она находится. Герцог редко приезжал в поместье, а герцогиня вообще его избегала. Если бы кто-нибудь удосужился посмотреть, Линнет и Джаса можно было найти на рыбалке или стреляющими из лука в осиннике. Но никто не обращал внимания.

Они проводили дни в спорах о том, не портит ли предварительное планирование все удовольствие от веселья, полученного благодаря спонтанным действиям. А когда наступал вечер, если Джаса не звали в библиотеку для отчета (что случалось крайне редко), они дожидались, когда служанки накрывали в детской одинокий ужин для Джаса, и тогда Линнет спускалась с третьего этажа и они съедали его вместе. Кухарка думала, что у хозяина хороший аппетит, и очень любила его и те пустые тарелки, что он присылал обратно на кухню.

Только когда Джасу было пятнадцать, его отец заметил Линнет и вспомнил, что она живет в его доме. В тот же вечер он вызвал своего сына и наследника в библиотеку.

— Надеюсь, ты осознаешь свою ответственность за тех, кто ниже тебя по статусу, — чопорно сказал он, расставив ноги, встав перед камином. Если бы герцог мог признаться в этом (а он не мог), ему было неуютно находиться рядом с сыном. В его светившихся умом черных глазах было нечто такое, что герцогу было абсолютно чуждо.

Джас просветлел и сказал что-то о том, что коттеджам на западной дороге нужны новые крыши.

— Я имею в виду девчонку Чандроса, — оборвал его герцог. — Она выглядит совершенно неинтересной, но с женщинами ни в чем нельзя быть уверенным.

Сердце Джаса похолодело, когда он понял, что если он не справится с этим, как дулжно, его мир будет разрушен. Он расправил плечи, всем своим видом изображая презрение.

— Надеюсь, ваша светлость, вы не подразумеваете под этим, что я отношусь к тем, кто щиплет горничных.

— Она не совсем горничная, — сказал герцог. Он-то как раз относился к тому типу мужчин, что пристают к служанкам, и это помогало представить Линнет в подобной перспективе. — Тогда ради чего ты себя бережешь? От валяния в сене тебе не будет вреда.

У его сына были странные глаза: слишком внимательные. Возможно, он и не знает ради чего щипать горничных, думал герцог. Посмотрите, как долго до парня доходил смысл охоты.

— Как хочешь, — добавил он, раздраженный этим очередным свидетельством того, что его сын и наследник был не таким, как он. — Если ты дефлорируешь парочку горничных, так в твоем возрасте я занимался тем же самым. Но старайся держаться подальше от учительской дочки. Это нехорошо. Отправляйся в деревню, если все же решишь стать мужчиной.

Джас поклонился и вышел.

Но все, конечно же, изменилось. Когда тем вечером Джас посмотрел на Линнет, он впервые увидел в ней женщину. У него не было ни малейшего желания ее щипать. Или дефлорировать ее, что бы это ни означало. Он не совсем понимал, что ему хотелось сделать. Кроме того, чтобы касаться ее и не отпускать от себя.