Лондон, 18 ноября 1749 года, полночь
Город погружался в холодную, туманную тьму. В воздухе висело тяжкое предчувствие зимы. Во всех домах усиленно подкладывали в камины дрова, чтобы побороть пронизывающую сырость. Едкий дым раздражал ноздри и горло. Растворенная дождем сажа из высоких лондонских каминных труб покрывала город тонкой черной пленкой.
В густом мраке, словно спасаясь от погони, по узким улочкам мчалась богатая карета. Она вся сотрясалась, подпрыгивая на булыжниках мостовой. Высокие колеса, проезжая по многочисленным лужам, поднимали фонтаны грязи. В тишине, тут же снова вступавшей в свои права, темные струйки медленно стекали обратно в лужи, гладкая поверхность которых лишь изредка нарушалась кругами от капелек или четко прорисованной рябью. Кучер, которому черный плащ придавал какой-то зловещий вид, громко ругаясь, погонял пару серых в яблоках лошадей. Эхо вторило стуку копыт и грохоту колес. Темный силуэт экипажа проносился на фоне фасадов барочной архитектуры. От карнизов домов отходили каменные водосточные желоба, словно следившие за происходящем на улице.
Шанна Траерн откинулась на обшитые красным бархатом подушки кареты, чтобы хоть как-то уберечься от тряски. Она была целиком поглощена своими мыслями. Выражение ее лица было совершенно бесстрастным. Однако в синевато-зеленых глазах порой вспыхивало нечто жестокое и непреклонное. В эти минуты никто не заметил бы в них ни тепла, ни сочувствия. Сиявшее красотой и молодостью лицо было словно высечено из мрамора. В отсутствие обычных воздыхателей ей не нужно было казаться очаровательной, к чему, впрочем, Шанне Траерн приходилось прибегать нечасто. Но если такое желание появлялось, она могла соблазнить кого угодно. Теперь же ее взгляд выражал суровую решимость, способную привести в отчаяние самого дерзкого из претендентов на ее внимание.
— Надо мной висит какое-то проклятие, — вырвалось у нее. — Если бы небо было ко мне благосклонно, я не пошла бы на эту авантюру. Да и какая другая женщина решилась бы подвергать себя такой опасности, чтобы избавиться от терзающих ее мук? Богатство отца раздавило меня! Как бы я хотела быть бедной и знать, что нужна я сама, а не мои деньги!
Шанна глубоко вздохнула. Ни красота, ни отцовское состояние не делали ее счастливой. Ей смертельно наскучило трехлетнее пребывание в лучших школах Европы и Великобритании. В этих заведениях больше занимались обучением хорошим манерам, изяществу и рукоделию, чем письму и счету. Там за ней, привлеченные ее красотой, ухаживали щеголи, привыкшие хвастаться своими победами, Шанна с трудом выносила их общество. Когда же стало известно, что она дочь одного из богатейших торговцев, самого Орлана Траерна, ее руки стали искать многочисленные молодые люди, находившиеся в стесненных обстоятельствах. Их она терпела не больше. Ее уничтожающие реплики лишали незадачливых женихов всякой надежды. Отец упрекал дочь в том, что она не нашла себе в Европе мужа.
— Как, дорогая, могло случиться, что из всех крутившихся вокруг вас ухажеров вы не смогли выбрать себе человека, который мог бы дать благородное имя вашим будущим детям?
Эти слова глубоко задели Шанну. На глазах у нее выступили слезы. Не замечая этого, отец продолжал:
— Проклятие! Ради кого я так стремился разбогатеть, как не для своих наследников? Глядя на то, как вы себя ведете, можно подумать, что род кончится на вас. Какого дьявола?! Я хочу иметь внуков! Или вы решили остаться старой девой? Имея дворянский титул, ваши сыновья могли бы занять видное положение при дворе. Для их успеха в этом мире нужны две вещи. Одну из них даю я — богатство. Вы же должны обеспечить им другую: имя… безупречное имя, чистое и прекрасное имя, которое лишь укрепится за счет нашей простой крови. Имя — это то же золото: оно открывает двери. Или вы хотите плодить мелких торговцев? — Разгневанный, он повысил голос: — Моя дочь так прекрасна, что может выбирать среди самых знатных: у ваших ног должны лежать бароны, графы, герцоги. Так нет же! Она мечтает о каком-то рыцаре на белом коне.
Шанна имела неосторожность ответить отцу в очень дерзких выражениях. Между ними завязался бурный спор, Траерн не выдержал и, ударив кулаком по столу, приказал дочери молчать.
— Я даю вам один год, в течение которого вы должны принять решение, — прорычал он. — Этот срок истечет в день, когда вам исполнится двадцать один год. Если вы к этому времени не заключите брак с членом какой-нибудь аристократической семьи, я выдам вас за первого попавшегося воздыхателя, способного сделать вам ребенка. И вы подчинитесь мне, даже если для этого мне придется потащить вас к алтарю на цепи!
Грубость его речи ошеломила Шанну, но она понимала, что отец не шутит: Орлан Траерн никогда не бросал слов на ветер. Далее он продолжал уже более спокойным тоном:
— Поскольку в данный момент мы не пришли к согласию, я вас покидаю. Я отправляю в Лондон по важным делам Ролстона. Вы поедете вместе с ним и с Питни. Мне известно, что Питни с детства потворствует вам во всем. Но Ролстон будет следить за вами обоими. Можете взять с собой свою служанку Эргюс. Второго декабря будущего года истекает срок нашего договора, и вы будете обязаны вернуться, с мужем или без мужа, на Лос-Камельос. Если вы за это время не выйдете замуж, в дальнейшем этот вопрос будет решаться без вашего участия.
У Орлана Траерна была трудная молодость. Ему исполнилось всего двенадцать лет, когда его отца, разбойника с большой дороги, повесили. Через несколько лет умерла и мать, Простая судомойка, измученная работой и раздавленная нуждой. Орлан поклялся себе, что его судьба будет лучше. Он работал не покладая рук и был достаточно мудр, чтобы всегда оставаться предельно честным. Скорый на язык и обладающий острым умом, он быстро разобрался в денежных делах, в процентах, в вопросах размещения капитала, и в особенности в том, как можно получать большие прибыли с минимальным риском. Вначале молодой Траерн взял кредит, чтобы организовать свое дело, а затем использовал и свои собственные средства. Очень скоро он уже и сам был в состоянии давать кредиты. Ему все удавалось. Он стал скупать земли, дома, усадьбы и другую собственность. Под гарантированные Короной векселя он получил в концессию Лос-Камельос — небольшой зеленый остров в Карибском море — и уехал туда, чтобы, вложив в него все состояние, более свободно управлять своим бизнесом.
Пораженные его успехом, нечистые на руку торговцы и ловкие купцы стали называть его «лордом» Траерном. Аристократы же, обычно относившиеся к нему свысока, пользовались этим прозвищем только тогда, когда обстоятельства вынуждали их занимать у него деньги. Испытывая от этого мало удовольствия, они отказывались от общения с ним как с человеком низшего сословия. Орлан же, будучи от природы честолюбивым, больше всего на свете хотел быть принятым в это общество, быть с аристократами на равных, хотя с трудом признавался самому себе в этом стремлении. Он был не из тех людей, кто способен пресмыкаться. И поэтому старался достигнуть этой цели с помощью своего единственного ребенка. Неизбежные унижения, которые ему пришлось пережить в годы накопления состояния, стали в значительной мере причиной отчуждения от него красавицы дочери. Но Шанна унаследовала от отца упрямство и цельность характера. При жизни ее мать, Джорджиана Траерн, старалась смягчить разногласия между мужем и дочерью. Теперь же некому было влиять на упрямца Траерна и требовать от него выполнения своих обязанностей по отношению к дочери. Шанне не оставалось ничего другого, как склониться перед волей отца и отправиться в путь под бдительным присмотром Ролстона. Вскоре после возвращения в Англию она оказалась в окружении людей с самыми высокими дворянскими титулами — баронов, графов и им подобных. Шанна спокойно отмечала про себя недостатки каждого из претендентов. У одного был немыслимый нос, другой слишком размахивал руками. У этого подергивалась бровь, у того постоянно прорывался нездоровый кашель, а этот был слишком спесив. Чтобы избежать их чересчур назойливого внимания, девушке обычно приходилось прибегать к помощи Питни. Ее воздыхатели часто ссорились между собой. Одни проявляли сдержанность, другие были откровенно грубы. И тогда ее верный страж Питни попросту уводил ее домой. Она хорошо понимала, что в большинстве случаев их больше занимало ее богатство, чем она сама. Были и такие, кто с удовольствием уложил бы ее в постель, ни на минуту не задумываясь о браке с ней хотя бы по той простой причине, что сами были уже помолвлены. Какой-то граф страстно умолял ее стать его любовницей. Излияния на эту тему были прерваны вторжением его шестерых детей. Каждая новая встреча все больше и больше разочаровывала Шанну.
