Евгения Марлитт - Служанка арендатора

Е. Марлитт.

Полное собранiе сочиненiй. Томъ III, книга 12.

Изданiе А.А.Каспари,1900 г.

С.-Петербургъ, Лиговская ул., соб. д. №114

Eugenie Marlitt "Amtmanns Magd", 1881

Текст представлен по самиздатовской перепечатке,

адаптирован к современному языку.

Текст подготовлен участницами сайта

http://lady.webnice.ru/

„Служанка арендатора“, Amtmanns Magd, написана в 1881году. Входила в состав сборника „Тюрингские рассказы“, (Thüringer Erzählungen). В России издавалась в 1881 году под названием „Служанка судьи“ в тип. А.М. Котомина, в 1882 году под названием „Служанка“ в тип. бывш. А.В. Кудрявцевой. В 1900 году была издана в тип. А.А. Каспари в Собрании сочинений Е. Марлитт под названием „Служанка арендатора“.

Молодой фабрикант из Берлина Маркус неожиданно получил в наследство большое поместье, расположенное в лесах Тюрингии. Сам он не придавал никакого значения этому владению, сдал его в аренду, однако приехал осмотреть усадьбу. Молодая девушка, которую он встретил в первый же день, служанка судьи, удивила и заинтересовала его, лишила душевного спокойствия. "Самая лучшая из гувернанток не прельстит меня", – говорил Маркус, а сам надеялся увидеть Агнессу Франц, племянницу судьи, образованную госпожу служанки и представительницу столь ненавистного ему класса гувернанток. Кто была она – оставалось загадкой для молодого помещика.

Старая жена главного лесничего умерла уже год тому назад, а память о ней до сих пор не угасла. У старой дамы из „Оленьей рощи“ не осталось никого, кто носил бы по ней траур. Так ее одинокое существование и угасло бы, как потухшая свеча, но она оставила по себе добрую память.

„Лесничиха“, как звали эту даму все окружающие, всегда с участием и дружески относилась к нуждам дровосеков, угольщиков, смоловаров и других рабочих в лесу. Не было случая, чтобы она не явилась бы тотчас туда, где нуждались в ее помощи, которую она предлагала с дружелюбием. Вот почему многие из крестьян, проходя мимо дома в „Оленьей роще“, всякий раз невольно бросали взгляд на угловое окно верхнего этажа.

Им казалось, что на шум их шагов за стеклом появится женская голова с седыми буклями и бросит проницательный взор поверх очков в стальной оправе. И если она замечала хотя бы малейший признак страдания на лице проходившего, она тотчас спешила вниз.

Очень часто можно было видеть „лесничиху“ и в лесу за сбором целебных трав. Тогда ее руки проворно засовывали пучки сорванных растений в зеленый ридикюль, а ее маленькие ножки в башмаках с завязками по старой моде неутомимо шествовали дальше…

В зеленом ридикюле находились и хирургические инструменты, пузырьки с лекарством и куски простого мыла. Жена главного лесничего усердно варила мыло для своих бедных и была грозой для нерях. Самоотверженный врач и сиделка для больных и несчастных, она вела непримиримую борьбу с суеверием.

Если она слышала, что люди прибегают к „заговорам“ и „нашептываниям“ от ран и болезней, вместо того, чтобы обратиться к ней за медицинской помощью, она задавала страшную головомойку провинившимся.

Но, увы! – добрая женщина умерла, а суеверие продолжало царить, и темные крестьянки, знавшие, что „лесничиха“ умерла от простуды, которую схватила, собирая в плохую погоду на горных вершинах, потихоньку шептались между собой. Они говорили, что раз жена главного лесничего сильно бредила во время болезни и ни разу не пришла в себя, значит, ее мучили злые духи. Ведь она с ними всю жизнь вела борьбу, вот они, наконец, и одолели ее, напав в лесу, где ее и нашли, лежащей без сознания.

Духовной не оказалось после кончины „лесничихи“ и ее отлично устроенное имение, находившееся в „Оленьей роще, “ досталось родственнику ее мужа. О нем никто никогда не слыхал, и было только известно, что его зовут Маркусом и что он владеет большой фабрикой машин вблизи Берлина.

Маркус, по видимому, не придавал никакого значения этому владению: он ничего не понимал в сельском хозяйстве и потому отдал имение в аренду.

Арендатор жил в нижнем этаже опустевшего дома, а в верхнем резвились стаи мышей, а пауки повсюду протянули свои безобразные тенета, закрыв даже замочные скважины.

Об этом иронически говорила госпожа Грибель, прекрасная половина арендатора, причем она презрительно пожимала плечами, так как доступ туда был запрещен ей самой и ее веникам с метелками.

В возвышенной части Тюрингенского леса хлеб родится плохо, потому там разводят, преимущественно, картофель и кормовые травы. Узкие лощинки, прерываемые горами, поросшими лесом, густая трава, прохладные горные речки, изобилующие форелью, белые гладкие шоссейные дороги то и дело сменяли друг друга.

„Оленья роща“ представляла собой заросшую лесом тенистую плоскость, род чудесного острова, на котором летний ветерок колыхал превосходные нивы ржи и пшеницы в рост человека. Прекрасное поместье лежало в стороне от оживленной проезжей дороги, отделенное от нее лесом. Поэтому не мудрено, что какой-то путник, уже более часа шедший по лесу, не видел ее. Он остановился в нескольких шагах от усадьбы, чтоб напиться свежей воды и отдохнуть.

Вода в небольшом роднике, который весело журчал по косогору между обнаженными корнями покачнувшейся сосны, была холодна как лед и необыкновенно вкусна.

Путник несколько раз наполнял ею небольшой серебряный стаканчик, потом отправился дальше. Через плечо у него был перекинут плед, с боку висела кожаная сумка, и если бы не эти дорожные атрибуты, можно было бы подумать, что этот стройный молодой человек в светло-сером костюме совершает прогулку.

Он шел очень медленно по тропинке, извивающейся между буками, наслаждаясь чарующей прелестью леса. Он смотрел, как белки перепрыгивали с ветки на ветку и видел легкое покачивание листьев папоротника, когда какой-нибудь лесной зверек пробирался под ним. Дуновение ветерка приносило аромат земляники, иногда аппетитный запах жареного картофеля; издали доносились слабые удары топора, но людей не было видно.

Наконец, чаща леса начала редеть, и показалась залитая ярким солнечным светом, поляна, посреди которой небольшой ручеек шумно катил свои волны прямо под колеса лесопильной мельницы. Узенький мостик примитивного устройства был перекинут через ручей, и все это составляло чудную картину лесной идиллии, так что незнакомец ускорил шаги.