Внезапно ему в голову пришла мысль: он сделает все, чтобы соблазнить ее. По крайней мере в качестве его любовницы она будет есть досыта и находиться под защитой.
— Завтра мой день рождения, — произнес он негромко, слегка похлопывая себя хлыстом по ноге.
— О! Желаю вам долгих лет жизни, ваше высочество!
— Нет-нет! — нетерпеливо воскликнул он. — Дело в том, что мои друзья устраивают по этому случаю бал у меня в палаццо. Я хочу, чтобы вы тоже пришли.
Она что-то сказала удивленно, но Рэйф не слышал ее ответа, потому что в эту минуту пытался разглядеть цвет ее глаз в свете фонаря, висевшего на крюке у двери.
Аквамариновые!
Ну конечно же! Он не мог оторвать взгляда от этих больших настороженных невинных глаз необычайного оттенка чистейшей морской воды, напоминавших ему бухточку среди скал, где он обычно купался в юности и где засыпал на гладком камне, ощущая, как солнце греет его кожу, и слушая убаюкивающую музыку водопада, стараясь тогда, как и сейчас, не думать о постоянном давлении на его жизнь и безнадежно мечтая о том дне, когда его будут называть «ваше величество».
Глядя в эти кристально-чистые глаза, он почувствовал, как у него поднимается настроение. Он обязательно должен еще раз увидеться с ней.
— Да, вы должны приехать, — заявил он решительно. — Цусть вас не беспокоит практическая сторона вопроса. Я пришлю за вами карету. Вы будете моей почетной гостьей.
— Что?
Он пытался сообразить, как бы поделикатнее дать ей понять, что он хочет ей помочь, но потом подумал, что она слишком неискушенна в подобных делах и может обидеться. Лучше постепенно вводить ее в курс дела, шаг за шагом приближаясь к цели. Рэйф одарил ее одной из своих самых очаровательных улыбок.
— Я бы очень хотел получше узнать вас, синьорита Даниэла, — прошептал он. — Вы танцуете?
— Нет.
— Нет, — разочарованно повторил он. Значит, танцы отменяются. Проклятие!
Крепко сжав губы, принц внимательно смотрел на нее. Он с трудом поборол искушение протянуть руку и дотронуться до нее, погладить по щеке, но решил пока этого не делать.
— Вы любите музыку?
— Немного.
— А как насчет садов удовольствия? Они вам нравятся? Нахмурив брови, она подозрительно взглянула на него и покачала головой.
— Я их никогда не видела.
Наклонившись к ее лицу, он понизил голос до вкрадчивого шепота:
— А как насчет сладостей? — Он вынул из кармана маленькую плоскую коробочку, открыл ее и высыпал на ладонь две мятные лепешки. — Я сам сластена. — Рэйф предложил ей взять конфету. — Это мой недостаток, — улыбнулся он, наблюдая, как она переводит взгляд с его лица на мятную лепешку, не решаясь ее взять.
— Берите, они не отравлены. — Он смотрел, как она взяла лепешку и осторожно положила ее в рот. — Вы, синьорита Даниэла, придете на мой день рождения, и мы будем бесстыдно поглощать шоколадные трюфели, пить замороженное шампанское и есть потрясающие маленькие розовые пирожные под названием «Груди Венеры», которые печет мой повар. — Он поцеловал сложенные перстом пальцы. — Это что-то особенное.
— Спасибо, — ответила она, заложив конфетку за щеку, — но скорее всего я не приду.
— Не разговаривайте с полным ртом, — сделал он ей замечание, никак не отреагировав на ее слова. — А что, если я вас попрошу?
Она окончательно смутилась, даже, кажется, была ошеломлена.
К его изумлению, она приняла к сведению его замечание и молчала до тех пор, пока не проглотила конфету.
Видит Бог, он хотел ее! Его тело напряглось от желания.
— Вы очень добры, ваше высочество, что пригласил меня, но я знаю, что вы это сделали из жалости, из-за того что я живу в таком убогом месте одна с очень дорогим мне но выжившим из ума старым полковником. — Даниэла через плечо посмотрела на дом. — Но к сожалению, принц Рафаэль, я не могу прийти на ваш прием. — Она немного поколебалась, но потом решительно добавила: — Но если вы действительно хотите сделать мне приятное, то проследите, чтобы Джанни не провел ночь в тюрьме.
Он посмотрел на нее со своей обычной полуулыбкой, которая на женщин действовала безотказно.
— Если я это сделаю для вас, тогда вы придете на бал?
— Откровенно говоря, я не знаю, смогу ли я…
— В таком случае решено. — Он снова улыбнулся ей своей очаровательной улыбкой. — Я завтра пришлю за вам карету ровно в шесть часов. У вас будет достаточно времени, чтобы подготовиться. Одна из моих приятельниц одолжит вам сногсшибательное платье, а я осмелюсь предложить вам ожерелье из огненного опала, которое будет вам очень к лицу. Доверьтесь мне, у меня хороший вкус. До завтра, синьорита. — Он взял ее холодную руку, поднес к губам, глядя ей в глаза многообещающим взглядом. Затем с торжествующей улыбкой он сбежал по ступеням и широким шагом направился к белому жеребцу.
— Сэр, я сказала — нет!
Он остановился, медленно повернулся, слегка удивленный ее упрямством. Но ведь он и не хотел легкой победы.
— Неужели вы не хотите хоть немного разнообразить свою жизнь?
Скрестив руки на груди, она вздернула подбородок.
— Я отношусь к вам со всем уважением, но моих друзей только что арестовали. Сейчас не самое подходящее время для развлечений.
— Прежде всего, моя дорогая, вам не следует общаться с преступниками, — снисходительно заявил он и улыбнулся. — Мы договорились: я спасу ребенка от тюрьмы, а вы, в свою очередь, будете танцевать со мной завтра вечером… и попробуете розовые пирожные моего повара. Я настаиваю на этом.
Уперев руки в бока, она сердито проговорила:
— Я сказала, что не приду. Вы что, глухой?
— Пардон? — Он приставил ладонь к уху.
— Как вы, ваше высочество, смеете приглашать меня на бал, в то время как мои друзья завтра могут быть приговорены к казни через повешение?
Две мысли одновременно промелькнули в голове Рэйфа: первая — она так и не поняла намека на истинную причину его приглашения; и вторая — она отказывает ему потому, что влюблена в этого юного головореза, которого он арестовал.
Чистейший вздор! Этого не может быть!
Осознание возможности такого факта подействовало на него как ушат холодной воды, и это несколько охладило его пыл. Ну и дела! Она смеет ему отказывать?
— Забавно, — хмыкнул он, пристально глядя на нее.
Он вспомнил, что старший из этих молодых разбойников, которых по его приказу всего час назад отправили в тюрьму, был высоким красивым парнем, возможно, двадцати четырех лет от роду, с вьющимися темными волосами и большими карими глазами, светившимися добротой, перед которой не смогло бы устоять ни одно женское сердце, и звали его, как выяснилось, Матео Габбиано.
