— Убирайся, — буркнул герцог.
Алые губы Элинор раскрылись.
— Что?
— Убирайся!
Харт знал: если она останется, он не сможет себя контролировать. Увы, он был слишком пьян…
— Харт, что с тобой? — пробормотала Элинор; казалось, она и впрямь не понимала, что с ним происходило.
Стараясь держать себя в руках, герцог проговорил:
— Убирайся и оставь меня в покое.
Элинор не подчинилась, и герцог, отвернувшись, запустил свой стакан в камин. Стекло рассыпалось на мелкие осколки, и капли недопитого виски брызнули в разные стороны, расцвечивая пламя синими искрами.
Харт услышал за спиной быстрые шаги Элинор. Затем из распахнувшейся двери потянуло сквозняком, и из коридора донесся дробный стук каблучков — она поспешно убегала от него.
— Слава Богу, — пробормотал Харт.
Он закрыл дверь и повернул в замке ключ. После чего подошел к графину и налил себе еще одну порцию виски. Из-за дрожи в руках он с трудом поднес стакан к губам.
Харт проснулся от бьющего в глаза солнечного света и ужасного гула в голове. И еще раздавался какой-то странный звук, похожий на скрежет пилы. Кроме того, чувствовался резкий запах виски, исходивший от лежавшего на полу стакана.
Сверхчеловеческим усилием Харт поднял голову и обнаружил, что «странный» звук производил его слуга, молодой француз, которого он нанял, когда перевел Уилфреда в секретари. Слуга заправлял бритву над дымившимся тазиком с кипятком.
— Черт подери, сколько времени? — прохрипел Харт.
— Десять часов утра, ваша светлость. — Марцелл гордился тем, что говорил по-английски почти без акцента. — Молодая леди и ее отец уже собрали вещи и готовы к отъезду. Они внизу, ждут экипаж, чтобы отправиться на вокзал.
Слуги Харта в изумлении наблюдали, как его светлость несся вниз по ступенькам в килте и в распахнутой рубахе, с темным от щетины лицом и красными глазами.
«Должно быть, они не слишком хорошо его знают», — подумала Элинор. Харт и его холостые братья бывало частенько напивались в этом доме допьяна и валились спать, где придется. Но старые слуги — те, кто привык к этому, — вероятно, уже ушли на более спокойные места.
Впрочем, некоторые из слуг не обращали на герцога внимания и продолжали заниматься своими делами; они-то знали, что значит служить у Маккензи.
Харт обогнал Элинор, обдав ее запахом сигарного дыма и виски. Его волосы были всклокочены, а шея блестела от пота. Став в дверном проеме фойе и упершись руками в дверную раму, он заблокировал выход.
Элинор и раньше видела Харта в таком ужасном состоянии после ночи пьянства, но прежде он сохранял свое озорное чувство юмора и очарование — как бы скверно себя ни чувствовал. А вот сейчас…
Она вдруг вспомнила ту пустоту, что увидела в его глазах прошедшей ночью, — ничего общего с виновато улыбающимся Хартом Маккензи, когда-то не дававшим прохода молоденькой Элинор Рамзи. Да, того очаровательного Харта сейчас не было и в помине.
Нет-нет, он все еще был! Где-то там, в глубине души…
— Элинор решила, что нам нужно вернуться в Шотландию, — сказал из-за спины дочери лорд Рамзи.
— В Шотландию? Зачем? — спросил герцог.
Элинор молча смотрела на него. Слово «убирайся» все еще звенело у нее в ушах.
Тут Харт вдруг взглянул на нее, и она прочитала в этом взгляде совсем другие слова… Казалось, глаза его молили: «Пожалуйста, не уезжай».
— Я спросил вас: зачем? — повторил герцог.
— Элинор не назвала причины, — ответил лорд Рамзи. — Но ты же знаешь, какая она, если уж что-то вбила себе в голову.
— Запретите ей уезжать, — сказал Харт.
Граф усмехнулся:
— Запретить?.. Элинор?.. Эти два слова явно противоречат одно другому.
Харт промолчал, но по-прежнему стоял в дверном проеме. Элинор тоже молчала, глядя в его карие, в красных прожилках, глаза. И казалось, что они могли бы простоять так весь день, изредка поглядывая друг на друга.
Но тут к крыльцу вдруг подкатил экипаж, и Франклин, слуга, стоявший на своем посту снаружи, сказал что-то в знак приветствия вышедшему из кареты гостю. Харт не пошевелился, однако через несколько секунд в спину ему врезался его младший брат Йен Маккензи.
Герцог резко обернулся, а Йен пробурчал:
— Позволь же мне войти.
— О, здравствуй, Йен, — поздоровалась с ним Элинор. — Как приятно тебя видеть… Ты привез Бет с собой?
Йен ткнул брата в плечо ладонью, обтянутой кожаной перчаткой:
— Посторонись, Харт.
Герцог отошел от двери и спросил:
— Но что ты здесь делаешь? Ты ведь должен сейчас находиться в Килморгане.
Йен молча прошел в вестибюль и осмотрелся, игнорируя вопрос Харта. Немного помолчав, проговорил:
— Бет просила передать всем свои наилучшие пожелания. — Взглянув на слугу, Йен распорядился: — Франклин, отнеси чемоданы в мою комнату.
Элинор чувствовала, как в Харте клокочет ярость, но, к счастью, он пока что помалкивал. Конечно же, это Йен немного разрядил обстановку. Да, Йен, возможно, не понимал, что происходило вокруг него, однако он обладал прямо-таки сверхъестественной способностью управлять ситуацией — куда бы ни приходил. И получалось это у него даже лучше, чем у Харта.
Тут и граф Рамзи наконец заговорил:
— Рад тебя видеть, Йен. Мне было бы любопытно послушать, что ты скажешь о фарфоре династии Минь, который я нашел. Я застрял на маркировке. Никак не могу в ней разобраться. Ведь я ботаник и историк, а не лингвист.
— Ты читаешь на тринадцати языках, отец, — заметила Элинор, не отрывая глаз от Харта.
— Увы, мои лингвистические познания носят общий характер. Я никогда не изучал особенности древних языков, тем более азиатских.
— Но мы уезжаем в Шотландию, — добавила Элинор. — Прямо сейчас. Не забыл еще?
Йен направился к лестнице. Обернувшись, проговорил:
— Нет, вы останетесь в Лондоне до нашей поездки в Беркшир, вот так-то. Ведь мы все ездим туда каждый год.
Наблюдая, как брат поднимается по лестнице, Харт пробурчал:
— В этом году будет иначе, Йен. Мне нужно готовиться к выборам.
— Будешь делать это в Беркшире, — бросил Йен и скрылся за поворотом.
— Действительно, лучше не придумать! — заявил Алек Рамзи с типичной для него жизнерадостностью. — Франклин, отнеси и наш багаж наверх.
— Слушаюсь, ваша светлость, — пробормотал Франклин и тут же, подхватив все вещи, которые мог унести, стал подниматься по ступенькам.
— Миледи!.. — В холл вошла одна из горничных. — Миледи, вам письмо. Мне передал его мальчик-посыльный.
Поблагодарив служанку, Элинор взяла письмо, с трудом сдерживаясь, чтобы не распечатать его тотчас же. Чувствуя на щеке дыхание Харта, она повернула конверт к себе лицевой стороной и прочитала: «Леди Рамзи, остановившейся по адресу: дом 8, Гросвенор-сквер». Причем почерк был тот же самый. И бумага та же.
