Рыцарь в полном вооружении и со шлемом в руке стоял подле своего коня, глядя прямо перед собой. Когда-то она решила, что на гобелене изображен Алекс. Но ей сказали, что гобелену лет триста, не меньше, и что его создал Мастер. Мастер, которому позировал человек с такими же темными лучистыми глазами и с такими же черными волосами, как у ее кумира. И улыбка у рыцаря была такая же, как у Алекса, — ласковая и немного насмешливая. Эта улыбка преследовала ее во сне.
Быстро осмотревшись, Лаура прижала два пальца к своим губам, а потом к губам гордого рыцаря. Одарив своего молчаливого визави улыбкой, она продолжила исследования.
Музыкальная комната находилась по соседству с гостиной. Лаура почти сразу же обнаружила, что коллекция инструментов за прошедшие годы пополнилась — появились арфа, клавесин и виола да гамба (Смычковый музыкальный инструмент).
Она вошла в гостиную, расположенную над столовой, и направилась прямо к окну в нише. Отсюда открывался чудесный вид на сад и на реку.
Лаура осторожно провела пальцем по буквам, нацарапанным на стекле. После того случая ее отправили в Блейкмор и на целую неделю запретили появляться в Хеддон-Холле. Она нащупала крохотное пронзенное сердце и сплетенные инициалы — начальные буквы его имени и ее собственного.
Алекс сам приехал в Блейкмор и объяснил ей, что она натворила: сказал, что оконное стекло было выдуто великим венецианским мастером. Оказывается, специальную трубку помещали в расплавленное стекло и, быстро-быстро вращая, выдували, так чтобы в итоге получился плоский диск. Из частей этого диска были вырезаны стекла для верхних окон, а самый центр стекла, где произошел отрыв от трубки стеклодува, получился толще, и там образовался узел, называемый бычьим глазом. Попадая в эту точку, свет преломляется, и получается радуга. Вот как раз это стекло она и испортила.
Лаура со слезами бросилась извиняться, но Алекс погладил ее по волосам и со вздохом сообщил, что в Четсворте, в особняке на том берегу реки, имеется такое же свидетельство забав некоей девицы по имени Мэри, впоследствии ставшей королевой Шотландии (Мария Стюарт (1542-1587).).
Лаура плакала, но плакала не потому, что жалела о содеянном. Честно говоря, она и сейчас не чувствовала вины. Девушка прикоснулась к своим губам, а потом прижала палец к тому месту, где нацарапала сердце.
Лаура прошлась и по Длинной галерее — главной достопримечательности Хеддон-Холла. Но ей там не понравилось; ее не покидало какое-то неприятное чувство, и казалось, что следует идти на цыпочках и как можно осторожнее, дабы не разбудить обитающих в галерее призраков — бестелесных танцоров, парящих над узорными плитами пола. Галерея заканчивалась винтовой лестницей, ведущей к огромному залу.
Не приходилось особенно напрягать воображение, чтобы услышать звуки арфы и представить нарядных дам в пышных юбках и галантных кавалеров, исполняющих старинные танцы. Некогда яркие лепные изображения вепрей, павлинов и русалок со временем потускнели и теперь напоминали древесину ореха. Изначально каждая планка паркетного пола была отделана позолотой, да и сейчас кое-где позолота сохранилась.
На фресках потолка были изображены резвящиеся сатиры. Пан завлекал нимф игрой на флейте, а прочая нечисть тоже не терялась. В нишах стояли статуи, освещенные предзакатным солнцем. В центральное окно — оно было размером со стену обычной комнаты — лились потоки солнечного света, в которых плясали пылинки, поднимавшиеся с пола. Очевидно, этот зал привык к смеху и музыке, поэтому сейчас казался онемевшим.
Лаура любила Хеддон-Холл и бережно хранила свои детские воспоминания о нем. Правда, брата Алекса она плохо помнила — Чарльз тогда был уже совсем взрослым мужчиной и почти не общался с ней, когда она наведывалась в Хеддон-Холл.
Итак, Лаура прожила в доме графа уже несколько дней, но ничуть не приблизилась к своей цели. Однако она уже немного освоилась на кухне и теперь прониклась глубочайшим уважением и симпатией к тем, кто трудился в Блейкморе, к тем, кто, казалось, без всяких усилий обслуживал ее.
— Он снова взялся за старое, — с кислой миной объявил Симонс, появившийся на кухне. — Уволил Хартли. — Дворецкий тяжко вздохнул, глядя на домоправительницу. Миссис Седдон, судя по всему, полностью разделяла его чувства. — И теперь он хочет замену! Где, я спрашиваю, можно раздобыть подходящего кандидата на эту должность?
— У графа не так-то легко служить, — согласилась миссис Седдон. — Придется снова давать объявление в лондонской газете, Симонс.
Дворецкий криво усмехнулся.
— Я и сам это знаю. Но он хочет, чтобы я нашел ему секретаря за неделю! Он уже сейчас требует, чтобы ему кто-то читал!
— Я умею читать, — сказала Лаура; все это время она сидела в углу и чистила разделочные доски.
Симонс и миссис Седдон сделали вид, что не услышали слова девушки. Лаура положила тряпку на стол подошла к ним.
— Я умею читать, — повторила она.
Лаура прекрасно знала, что многие простолюдинки умеют читать и даже писать, так что ничего странного в ее заявлении не было. Однако она не знала о том, что ее считают слабоумной.
Симонс ненадолго задумался. Затем вдруг улыбнулся и вопросительно посмотрел на миссис Седдон. Та одобрительно кивнула, и дворецкий сказал девушке, что она может идти к графу.
Симонс решил, что ему представился прекрасный случай избавиться от девчонки. Хозяин слишком жалел дурочку, но теперь-то, услышав ее чтение, наверняка уволит!
Уже через несколько минут Лаура поднималась в Орлиную башню с томиком «Размышлений» Марка Аврелия под мышкой. Миновав галерею, Лаура вошла в Оранжевую гостиную, названную так из-за цвета китайского шелка, которым были задрапированы стены. Оттуда по винтовой лестнице поднялась в Тронную башню, а затем — в Орлиную. Лаура ненадолго задержалась на крыше, чтобы полюбоваться открывавшимся оттуда видом. Затем, собравшись с духом, постучала.
— Кто это еще?! — раздался голос, причем не приглушенный маской и весьма раздраженный.
— Джейн, — ответила Лаура.
За дверью довольно долго молчали, очевидно, граф не мог вспомнить, кто она такая.
«Мог бы и запомнить, — подумала Лаура. — Ведь видит меня каждое утро и каждый вечер…»
Наконец раздался скрежет засова, и дверь распахнулась.
— Чего вы хотите? — спросил граф.
Лаура показала ему книгу.
Он молча уставился на нее. Затем жестом пригласил девушку войти.
Лауре, когда она приходила сюда девочкой, категорически запрещалось ходить по узкому переходу, соединяющему две башни, но искушение было слишком велико, и однажды — всего лишь однажды — она позволила себе подобную вольность, за что, замеченная Алексом, была с позором изгнана из Хеддон-Холла еще на неделю. Однако она прекрасно помнила эту комнату странной формы — со срезанными углами и очень высокими окнами. Помнила и открытый очаг, служивший камином, а также встроенные в стены буфеты и персидский ковер на полу.
