Наверное, не очень-то прилично удаляться в лес с мужчиной, подумала Мэдлин, беря полковника под руку. Но она уже вышла из возраста, когда ей требовалась сопровождающая дама и тому подобный вздор. Иногда приятно, что тебе двадцать пять лет и ты свободна как птица.
– Теперь я понял, зачем вы надели такое яркое желтое платье, – сказал полковник. – Это для того, чтобы даже в гуще леса нам светило солнце.
– Ах, моя тайна раскрыта! – весело проговорила она, поворачивая зонтик, хотя было ясно, что толку от него под густой тенью деревьев нет никакого.
Начался обычный для них разговор, состоящий из легких подшучиваний. Впрочем, она почти со всеми мужчинами разговаривала в таком тоне. Ничего серьезного. Быть может, она боялась узнать кого-нибудь из них поглубже? Или что кто-то узнает поглубже ее? Она качала головой и улыбалась. Этот день не годится для самоанализа.
– Знаете ли… – начал полковник, и Мэдлин тут же насторожилась. Теперь голос его звучал иначе. – Несмотря на ваш строгий запрет говорить сегодня на определенные темы, должен сказать все же, что мне скорее всего придется уехать из Брюсселя без предупреждения.
– Вы так и сделали сегодня, – улыбнулась она. – Уехали на пикник.
Он улыбнулся ей в ответ, но глаза у него были серьезные.
– Возможно, я не смогу вернуться сразу же, – продолжал он. – Вероятно, вы уже будете в Англии, прежде чем я вернусь.
– Я останусь здесь, – возразила она. – То есть пока Доминик не будет готов к отъезду.
– Если вы вернетесь в Англию… могу ли я найти вас там?
– Ну конечно, – весело ответила она. – Я страшно люблю находить старых друзей, сэр.
– Вы поняли, что я хотел сказать? – спросил он, пытливо заглядывая ей в глаза.
Мэдлин отбросила притворную веселость.
– Да, – сказала она нерешительно, – да, сэр, я поняла. И зря вы это сделали. Давайте не будем портить этот чудный день.
Он грустно улыбнулся.
– Я вас не интересую? – спросил он.
– Ну конечно, интересуете, – поспешно ответила она. – Конечно.
– Но вы боитесь того, что может произойти? Она глубоко втянула воздух.
– Я об этом не думаю, – сказала она. – Дело вовсе не в этом.
– Вот как. Значит, есть кто-то другой?
Она грустно посмотрела ему в глаза.
– Да, – сказала она. – Мне очень жаль.
Он натужно улыбнулся.
– И мне тоже. – Некоторое время они шли молча. – Я очень надеюсь, что вы катите за собой моток бечевки. У вас есть хоть какое-то представление о том, как вернуться назад к экипажам? А вдруг нам придется блуждать здесь до конца наших дней?
– Какая страшная участь! – сказала она. – Но я уверена, что через несколько дней, сэр, когда я уже буду умирать от голода, вы поступите как настоящий джентльмен и залезете на дерево, чтобы посмотреть, не видно ли где-нибудь брюссельских шпилей или каких-то других признаков цивилизации.
Он засмеялся.
Она ответила ему «да», думала Мэдлин. Она ответила: да, есть кто-то другой. Почему она так сказала? Солгала, потому что так легче кончить неудобный разговор? И все же у нее не было чувства, что она солгала.
Но он ей не нравится, и она его не любит. Она не видела его три года и, судя по всему, не увидит больше никогда. Он обосновался в Канаде, где торгует пушниной. Она очень редко вспоминала о нем, разве что когда Александра получала от него письмо. Почему же тогда она призналась, что есть кто-то другой?
Прошло много времени с тех пор, как она любила и ненавидела Джеймса Парнелла. Много времени прошло с той странной ночи в Эмберли, когда он танцевал с ней во французском парке Эдмунда под тихие звуки музыки, доносившиеся из бального зала, когда он поцеловал ее с нежностью, которой она от него не ожидала, и со страстью, которая заставила ее пожелать, чтобы он овладел ею здесь же. Мэдлин вспомнила его ужасные слова: «Я не люблю вас, хотя очень хочу, и вы должны знать это». Тогда она убежала от него, а он прямо с бала отправился на корабль, идущий в Канаду.
Это было очень, очень давно. Как будто в другой жизни. И все же она только что сказала полковнику Хакстэблю, что у нее есть другой. Есть Джеймс – суровый, красивый, с беспокойным завитком темных волос, упрямо падающим ему на лоб.
Да, она любила его. Вопреки рассудку. И давно, очень давно.
Лейтенант Пенворт поклонился Дженнифер:
– Не согласитесь ли пройтись, мисс Симпсон? Может быть, вам хочется немного размяться с дороги?
Черт побери! – подумал лорд Иден. Сейчас он уступит ее алому кавалерийскому мундиру, молодому пылкому мальчишке. Ну что ж, в любом случае молодая девушка не может пойти в лес с кавалером, так что…
– Не пройтись ли и нам с вами, миссис Симпсон? – предложил он. – Признаюсь, мне хотелось бы немного нагулять аппетит перед чаем.
– Благодарю, – отозвалась Эллен и оперлась на его руку. Они шли в молчании, прервать которое оказалось для него нелегко. Странно – раньше он не чувствовал неловкости в ее обществе. Сегодня она даже не взглянула на него в дороге. Неужели это из-за вчерашнего инцидента на балу? Будь проклят этот танцор!
Мысли Идена странным образом крутились вокруг Эллен. Сегодня ночью аромат ее волос не давал ему спать. Эллен Симпсон. Жена его друга. Женщина, в чьем присутствии ему всегда было хорошо и уютно. Что же произошло теперь?
– Вы когда-нибудь скучаете по Англии? – спросил наконец он. – Здешние места очень красивы, но все же мы не дома, верно?
– Дом! – тихо проговорила она. – Дом для меня, милорд, не место. Дом – это мой муж. А у него есть привычка кочевать вместе с войском, – улыбнулась она.
Иден посмотрел на Эллен не без любопытства. Он никогда не спрашивал у нее о ней самой. Честно говоря, он почти ничего о ней не знает.
– Вы жили с детства со своим отцом? – спросил он. – Когда умерла ваша матушка?
– Я приехала с отцом в Испанию, когда мне было пятнадцать лет, и жила с ним до его гибели. А потом вышла за Чарли. С ним живу уже десять лет. Десять лет странствий.
Она не ответила на второй его вопрос. Умерла ли ее мать, когда ей было пятнадцать лет? И разве не было какой-либо другой семьи, где она могла бы жить?
– А где вы жили в Англии?
– В основном в Лондоне. Мой отец… То есть у нас был дом в Лестершире, но мы редко ездили туда. Я выросла в Лондоне.
– Вы мечтаете о возвращении? – спросил Иден. – О том, чтобы наконец обрести свой собственный дом?
– Да, иногда, – ответила Эллен. – Хочется купить домик где-нибудь за городом и жить на одном месте. Кажется, это неосуществимые мечты, но мне очень хочется спокойной, мирной жизни.
– Это время скоро настанет. – Он коснулся руки, которая лежала на его руке, и поспешно отдернул пальцы. Ему не хотелось снова ставить ее в неловкое положение. – Когда с Бонапартом будет покончено, Чарли продаст свой патент.
