Послышался звук шагов. Кто-то твердо и уверенно шел со двора к арке. Аня достала из кармана маску и надела ее. Она открыла дверь экипажа и вышла на тротуар. Остановившись, она подняла капюшон и поправила его так, чтобы он скрывал ее лицо и волосы. Она еще раз одернула края плаща спереди и, справившись с внезапно наступившим волнением, стала вспоминать те слова, которые собиралась сказать ему. Но слова никак не приходили на память, и ее охватила паника.
Он приближался. Свет, падавший на него из распахнутой в глубине двора двери, отбрасывал его тень, которая двигалась перед ним и казалась черной, огромной и угрожающей. Внезапно дверь закрылась. Тень исчезла. Осталась только темная движущаяся фигура мужчины. Аня сделала несколько шагов, оставив надежное убежище экипажа.
Ворота со скрипом открылись.
Что она делает?
Внутри у нее все кричало. Панический страх волнами накатывал на нее. Она не может это сделать! Это было бы ошибкой, фатальной ошибкой!
Но сейчас уже было поздно задавать себе вопросы, времени для отступления не было. Она глубоко вздохнула и сказала голосом настолько низким и соблазнительным, насколько это было для нее возможно:
– Мсье Дюральд, добрый вечер.
Когда она выступила из темноты, он замер, но не от страха. Его сковала быстрая и решительная мысль, готовящая к новому действию. Ночной ветер шевелил края короткой пелерины у него на плечах, и она поняла, что за несколько часов он успел сменить маскарадный костюм на вечернее платье. В одной руке он держал цилиндр и тросточку.
Равель Дюральд услышал звук ее голоса, который преследовал его в снах и на протяжении тысячи бессонных ночей, и почувствовал, как напряглись мышцы живота. Даже в темноте он не мог не узнать и этот голос, и ее стройную изящную фигуру, и наклон ее головы. Что могло побудить женщину, подобную Ане Гамильтон, обратиться к такому мужчине в столь позднее время? Влечение к нему явно не было одной из причин, так же как и беспокойство о его здоровье. Он почувствовал, как в нем закипает ярость, смешанная со смущением, которого он не испытывал с шестнадцатилетнего возраста, смущения из-за того, что его застали возвращающимся со свидания. Никто кроме этой женщины не смог заставить его так остро ощущать свои пороки.
Когда он заговорил, слова его звучали, как удары хлыста:
– Какого дьявола вам от меня нужно?!
Аня была поражена страстностью, с которой он это произнес, и скрытым за его словами раздражением. В течение долгих нескольких секунд она всматривалась в его черные и бездонные, как крепкий креольский кофе, глаза, которые вместе с черными волосами, худым лицом и орлиным носом делали его похожим на испанского аскета. Она подумала, что через мгновение он отвернется и уйдет. Где же Самсон и Илайджа? Она торопливо подошла поближе к нему.
– Я только хотела поговорить с вами.
– Зачем? Тебя послали, чтобы просить за Николса? Ты пришла, чтобы убедить меня в том, что я должен отступить как менее достойный из нас?
Его догадливость взбесила ее. Она отбросила притворство и, повысив голос, сказала:
– А если так, то что?
– Ты лучше других должна знать, что это напрасно. Как же ты собираешься взывать к моим лучшим чувствам, если уверена, что их у меня просто нет?
– Всегда существует вероятность того, что я заблуждаюсь. – Она рискнула бросить взгляд поверх его плеча в надежде увидеть тех двоих, которых она ожидала.
– Так холодна, так невозмутима. Чем же ты рискнешь ради этой возможности? Что ты можешь предложить взамен, чтобы компенсировать мне утрату чести?
– Честь! – со злостью в голосе сказала она. – Это только слово!
– Скорее понятие, довольно близкое к достоинству или целомудрию. Если ты не ценишь одно, значит ли это, что ты также относишься и ко всему остальному?
– Что ты хочешь этим сказать?.. – начала она.
Слова оставили ее, когда он быстрым движением обнял ее за талию и притянул к себе. Он, как бы наказывая ее за все сказанное, впился губами в ее губы, а сильными пальцами другой руки держал ее за подбородок, заставляя принять этот поцелуй.
Она сдавленно всхлипнула и попыталась оттолкнуть его руками, которые запутались в складках плаща. Внезапно он слегка отпустил ее. Его теплые твердые губы прикоснулись к ее губам, как бы прося прощения, затем он провел кончиком языка по ее воспаленным губам. Потом мягко попытался проникнуть чуть глубже, чтобы ощутить их внутреннюю слабость.
Нужно было как-то отвлечь его, и она сумела это сделать. Чтобы задуманный план удался, она не должна была упускать полученное ею преимущество. Аня заставила себя расслабиться и приоткрыла губы, ей показалось, что он хочет именно этого. Его язык проскользнул, и она почувствовала его теплое и нежное прикосновение к небу. Она задержала дыхание, и какое-то странное ощущение стало наполнять ее тело: как будто где-то глубоко внутри против ее воли что-то открылось. Томление заполняло каждую клеточку ее тела, ее сердце забилось сильнее. Кожа, казалось, горела и светилась от пылавшего внутри огня. Нижняя часть тела отяжелела. Мысли постепенно исчезали. Какая-то сила толкала ее быть ближе к нему, и она прижалась, тихо что-то пробормотав. Она нерешительно прикоснулась к его языку своим и тут же его отдернула, снова прикоснулась и опять убрала его, позволяя ему проникать все глубже.
И тут раздался глухой удар. Голова Равеля резко дернулась вперед, Аня почувствовала острую мгновенную боль, ее нижняя губа треснула, а затем она, потеряв равновесие, чуть было не опрокинулась на спину под тяжестью рухнувшего на нее Дюральда. Сдавленно вскрикнув, она задержала его, и уже через мгновение Самсон и Илайджа перехватили длинное, безвольно повисшее тело, пытаясь удержать его на ногах.
Его голова, упавшая на грудь, покачивалась, а его длинные ноги подгибались в коленях. По белому воротничку рубашки и галстуку расплывалось пятно крови, казавшееся черным в темноте. Серый цилиндр и тросточка из слоновой кости упали на тротуар. Ветер подхватил цилиндр и покатил его по земле.
Аня прижала дрожащую руку ко рту.
– Он не умер? Вы не убили его?
– Увидев, что он собирается сделать, мы могли не рассчитать удара и ударили, вероятно, чуть сильнее, чем надо, – допустил Илайджа.
Самсон пророкотал в знак согласия:
– Для дальнего путешествия так даже лучше.
– Но он истекает кровью.
– Из ран на голове всегда много крови. Мы порвем его рубашку на бинты и перевяжем его. Если вы подержите дверь, мамзель, мы затащим его в экипаж, пока нами не заинтересовались.
– Да, – сказала она, вздрогнув, и ошеломленно глядя по сторонам. – Да.
Скорее торопясь, чем соблюдая осторожность, они сунули Равеля Дюральда в ландо. Аня забралась внутрь и захлопнула за собой дверь. Экипаж рывком тронулся с места, так что она упала на своего пленника, лежащего на сиденье. За те несколько секунд, которые она находилась в таком положении, она успела ощутить мускулистость его тела. Она торопливо оттолкнулась и стала на колени рядом с ним. Она подсунула руку ему под голову, чтобы проверить, насколько велика рана, и, почувствовав на руке теплую кровь, ощутила угрызения совести.
