— Вздор, бред и чепуха, — отмахнулась Элен.
Более сильных выражений она себе не позволяла, поэтому Эсме поняла, что подруга действительно взволнована.
— Если ты родишь мальчика, Эсме, значит, именно он станет наследником поместья Майлза. Этого дома, как и лондонского, в котором сейчас, если я не ошибаюсь, живет Дарби. Ты не посмеешь обездолить собственного сына. Мало того, и не сможешь этого сделать, учитывая закон о майорате.
Эсме обняла живот, словно безмолвно умоляя дитя не сердиться на то, что она сейчас скажет.
— Ты, похоже, не понимаешь, что ребенок может не быть сыном Майлза.
— А этого ты знать не можешь, — парировала Элен.
— Ты думаешь, я способна выдать дитя другого мужчины за ребенка Майлза?
— Значит, лишишь его сына всего, что полагается ему по праву рождения?
— Конечно, нет.
— Так как же ты узнаешь, чей это ребенок? — допытывалась Элен.
— Узнаю и все, — пробормотала Эсме, чувствуя, как глаза начинает щипать. Самое ужасное последствие ее беременности! Она, которая не плакала с того момента, как отец выдал ее за совершенно незнакомого человека, теперь заливалась слезами по четыре-пять раз на день.
— Даже я, которая почти ничего не знает о детях, способна с уверенностью сказать, что невозможно определить истинного отца ребенка, — объявила Элен. — Вспомни, какой скандал разразился в прошлом году, когда граф Нортамберленд во всеуслышание заявил, что просто не может быть отцом своего первенца, поскольку того вот уж в четвертый раз исключают из Оксфорда.
— Нортамберленд — дурак, — пробормотала Эсме.
— Вполне возможно, что и нет. Наш с графиней дебют пришелся на один сезон, и, поверь, не одна я помню ее отчаянные клятвы в любви и верности простому солдату. Отец поспешил выдать ее замуж как можно скорее, чтобы избежать мезальянса, но ребенок родился ровно через девять месяцев после свадьбы. Может, она и выскочила замуж так быстро, чтобы избежать неприятностей.
Эсме нахмурилась.
— Не могу поверить, что это ты передаешь мне столь гнусные сплетни. На тебя это не похоже.
— Я пытаюсь вбить в твою безмозглую голову хоть немного здравого смысла, — язвительно парировала Элен. — Никто на свете не сможет определить, чьего ребенка ты носишь. Ты брюнетка. Себастьян Боннингтон — золотоволосый блондин. Твой муж — шатен. Даже если у ребенка будут каштановые волосы, они могут просто оказаться сочетанием цветов твоего и Бон-нингтона.
Эсме побледнела.
Поняв, что побеждает, Элен пошла в наступление:
— Ты оскорбишь память Майлза, если намеренно лишишь наследства его единственного сына. И повторяю, никто на свете не сумеет определить отца ребенка.
— А вдруг родится девочка? — выдохнула Эсме.
— Это было бы наилучшим выходом. Особенно с точки зрения Дарби.
Эсме снова зашагала к дому.
— Я забыла про Дарби! И про детей! Куда мы их поместим?
— Девочек поселили в детской. Дарби приехал без няни, поэтому нам очень повезло, что твоя старая нянька уже приехала помочь тебе, когда родится дитя. Дарби мы поместим в голубую комнату в конце коридора.
— О нет! — охнула Эсме. — Кажется, там сильно дымит камин!
— Так ему и надо, — злорадно прошипела Элен. — Примчался сюда только затем, чтобы убедиться в твоей неверности мужу. Обличить в том, что ты носишь незаконного ребенка.
— Пожалуй, мне лучше сказать ему правду, — вяло пробормотала Эсме.
Элен остановилась и схватила ее за руку.
— Ничего подобного ты не сделаешь! — жестко сказала она. — Признать, что ребенок может быть не от мужа, означает не только осквернить его память, но и опозорить собственного сына, который вполне может оказаться ребенком Майлза. Только этого не хватало!
Эсме взглянула в глаза подруги. Элен, похоже, всегда знала, как правильно поступить. Для Эсме же вся ситуация представлялась достаточно туманной.
— Возьми-ка себя в руки, — посоветовала Элен. — Похоже, ты забыла, что устраиваешь сегодня домашнюю вечеринку. Через несколько часов здесь будет половина графства, а ты прохлаждаешься на газоне.
— О Боже! — охнула Эсме. — Я совсем забыла!
— Ты единственная, кто на такое способен, — заметила Элен. — Я по-прежнему никак не возьму в толк, почему тебе понадобилось обозлить всех соседей, созвав гостей во время траура по мужу.
— Это всего лишь небольшой домашний праздник, — неубедительно оправдывалась Эсме.
Элен задумчиво прикусила нижнюю губу, и Эсме мгновенно догадалась, что у подруги что-то на уме.
— Ну говори, — обреченно вздохнула она, заранее смиряясь с дурными новостями.
— Надеюсь, ты не будешь очень возражать, если я нанесу короткий визит тетушке Кэролайн в Солсбери? Разумеется, я уеду после вечеринки.
Тетка Элен жила совсем близко.
— Конечно, нет, — пролепетала Эсме, отчетливо понимая, что возражает, и даже очень. Мало того, при одной мысли ей снова захотелось плакать.
— Понимаешь, Дарби — лучший друг Риса.
— И какое это имеет значение? — осведомилась Эсме, пытаясь найти достаточно веские аргументы. — В конце концов твоего мужа здесь нет. Дарби всего лишь его друг и ничего больше. Нельзя же вечно избегать друзей Риса!
Но она уже понимала, что Элен еще до завтрака отправится к тетке. Если уж подруга принимала решение, ничто не могло заставить ее свернуть с избранного пути.
— Мне всегда неловко в присутствии Дарби, тем более что Рис полностью с ним откровенен. Когда мы были женаты, Рис часто исчезал, и стоило мне спросить, где он был, муженек неизменно отвечал: «С Дарби». Да вот только я точно знала, что он развлекался с оперными певичками. Вернее, именно с той женщиной, которая после перебралась в мой дом, — выпалила Элен так резко, что Эсме невольно поморщилась.
— Это было много лет назад, дорогая. Много лет назад. Дарби, возможно, понятия не имел, что Рис использовал его как прикрытие.
— Возможно, — кивнула Элен. — Но я сильно в этом сомневаюсь. Просто они — два сапога пара и все друг про друга знают. Даже сейчас, когда мы обменивались кратчайшим приветствием, он упомянул о чем-то, сказанном Рисом. А я… я просто этого не вынесу. И не хочу ничего слышать о Рисе.
— Но вы с мужем разъехались бог знает когда, — напомнила Эсме, прекрасно сознавая, что могла бы не тратить слова зря.
— Мне все равно. Не желаю ни слышать, ни думать о своем муже, и, к сожалению, Дарби одним своим видом воскрешает в памяти то ужасное время.
— Одному Господу известно, почему они дружат. Совершенно разные люди, не находишь? Дарби царит в обществе, как идеал модно одетого щеголя, а Рис…
— Худшего неряхи, чем Рис, свет не видывал, — договорила Элен. Ты права насчет их несходства. Дарби сдержан и не болтлив, а Рис развешивает свое грязное белье по всему Гайд-парку.
