Не желая, чтобы кто-то еще из свиты принцессы слышал ее разговор с семейством, она пошла им навстречу.
Розали выбежала вперед, чтобы обнять ее, но леди Мюррей, Полная дама с пронзительным взглядом, модно выщипанными бровями и в элегантном платье темно-желтого шелка, заговорила первой:
— Где ты пряталась, Амалия? Наверняка ты знала, что мы будем тебя искать.
— Я служу принцессе, мадам, — ответила Амалия, выпрямляясь, но оставив ладонь на плече Розали. Порадовавшись тому, что владеет своим голосом, она добавила: — Я знала, что увижу вас здесь после коронации, и поскольку предположила, что вы и милорд отец должны были остановиться в Перте…
— Ну разумеется, там, и мы полагали и тебя там встретить. Но когда вчера вечером мы прибыли в Перт, то лишь тогда узнали, что королевская семья и вся их свита имеют покои здесь, в Сконе. И все равно я считала, что только старшие по положению дамы принцессы будут присутствовать здесь сегодня.
— Она попросила нас всех оставаться с ней рядом, — объяснила Амалия.
Повернувшись к отцу, коренастому мужчине среднего роста с седеющими волосами и подстриженной бородой, который по такому торжественному случаю был элегантно одет, она сказала:
— Вы прекрасно выглядите сегодня, сэр.
— Да, девочка, — согласился он. — На тебя тоже любо-дорого посмотреть. Это зеленое с розовым платье здорово тебе идет, и я вижу, ты носишь на лифе ту маленькую золотую брошку, которую я тебе подарил.
— Это мое любимое украшение, — сказала она ему, теребя камень в золотой оправе.
Ей бы хотелось не замечать Саймона, стоящего рядом с отцом. Но при всей ее нелюбви к брату, обычно она старалась не сердить его.
— Ты тоже хорошо выглядишь, Саймон. — Бросив взгляд в сторону королевского стола, она добавила: — Я не могу долго задерживаться, скоро начнут подавать на почетный стол.
— У нас еще будет достаточно времени поговорить, дорогая, — сказала леди Мюррей, — потому что ты поедешь с нами домой.
При этих словах Розали заискивающе посмотрела на Амалию, но та оставила ее без внимания, подавив чувство вины, и воскликнула:
— Домой? Но почему?
— Потому что твой отец так желает. Он устраивает для тебя прекрасный брак.
— Но я не хочу замуж! — возразила Амалия. Услышав визгливые нотки в собственном голосе, она сделала успокаивающий вдох. — Я не собираюсь никогда выходить замуж, мадам, — проговорила она уже спокойнее. — Я думала, что ясно выразилась на этот счет.
— Ты сделаешь так, как велит тебе твой отец и господин, — подал голос Саймон. — Как сделала Мег.
— Я не Мег, — огрызнулась Амалия, подумав, что он начинает выглядеть таким же злым и раздражительным, как граф Файф. — И я не обязана выходить замуж, если не хочу. Шотландский закон…
— Что ты знаешь о шотландском законе? — возмутился Саймон, добавив: — Впрочем, не имеет ни малейшего значения, что, как тебе кажется, ты знаешь. Ты еще несовершеннолетняя и, следовательно, подчинишься отцовскому приказу.
Заставив себя оставаться спокойной, Амалия сказала:
— Король и королева занимают свои места, поэтому я должна идти.
Затем, к своему собственному удивлению, равно как и к удивлению остальных, она повернулась и пошла прочь. Если кто-то и пытался окликнуть ее, она не слышала.
Стараясь держать королевский стол в поле зрения, она беспрепятственно неслась сквозь толпу благодаря тем, кто видел ее приближение и предупреждал других, пока сильная рука, неожиданно ухватившая ее повыше локтя, не заставила резко остановиться.
Гневно развернувшись в твердом убеждении, что никто, кроме братьев, не осмелился бы так ее схватить, она занесла правую руку, но тут же замерла и потрясённо ахнула.
Вскинув брови, сэр Гарт сказал:
— Не советую бить меня, девочка. У меня грозный нрав, и дать мне оплеуху — самый верный из всех известных мне способов его расшевелить.
Продолжая держать леди Амалию за руку, Гарт прочел в ее лице неуверенность. Ее рука оставалась занесенной для удара, и она выглядела достаточно разозленной. Но он был уверен, что она не осмелится. Хотя щеки ее так и пылали.
Со вздохом она опустила руку.
— Так-то лучше, — сказал он.
— Молю, отпустите меня, сэр. Люди смотрят.
— Ну конечно! Им интересно посмотреть, что будет, если у вас достанет глупости ударить того, кто гораздо крупнее вас, — усмехнулся Гарт.
Он понимал, что подначивает ее, но не совсем представлял зачем. Он по-прежнему крепко держал ее руку.
Она встретилась с ним взглядом, и прекрасные, опушенные густыми ресницами ореховые глаза сузились.
— Наверняка, — проговорила она, — их больше интересует, почему вы меня так схватили. Более того, я только что оставила своего брата Саймона. Если он увидит вас…
— Для него было бы благоразумнее держаться на расстоянии, вы не находите?
Поморщившись, она тем не менее колко ответила:
— Не знаю, что он сделает. Но если вы намереваетесь стоять здесь, удерживая меня, то привлечете внимание не только моих братьев или отца.
Осознав, что может привлечь внимание Файфа или других членов королевской семьи, — девушка, в конце концов, служит принцессе, — Гарт отпустил ее.
— Спасибо, — поблагодарила она. — Почему вы меня остановили?
Он улыбнулся, вспомнив.
— У вас был такой рассерженный вид, и вы неслись, не разбирая дороги, вот я и подумал, что мне следует вас остановить, пока вы в кого-нибудь не врезались.
Осознав, что выдает о себе больше, чем узнает о ней, он смолк. Ему хотелось лишь еще раз прикоснуться к ней.
— Почему вас должно волновать, как я выгляжу и куда иду? — спросила она.
Гарт считал себя человеком откровенным. Но такой прямой вопрос из уст женщины, которую он едва знал, разрушил его слабую попытку привести в порядок мысли. Несколько ответов пришли ему в голову, но ни один он не мог произнести вслух.
Решив занять оборонительную позицию, он поинтересовался:
— А почему вы злитесь? Это не может быть моя вина, потому что вы готовы были ударить любого. Кто сказал что-то такое, что не должен был?
— Не могу представить, каким образом это вас касается, — парировала она. — Но если вы намереваетесь продолжать этот разговор, молю, попутно проводите меня к принцессе. Она будет недоумевать, что меня задержало.
Будучи в состоянии видеть поверх голов большинства людей, Гарт отметил, что принцесса заняла свое место. Другие ее фрейлины получали от слуг блюда и корзины, предоставленные ей на выбор. Хотя об Изабелле, похоже, прекрасно заботились, он понимал, что она сама или кто-то из ее приближенных скоро начнут задаваться вопросом, почему леди Амалия не помогает, и могут осудить ее за опоздание.
