Оливия стояла рядом с кусками ткани наготове, чувствуя себя совершенно беспомощной. Ее слегка мутило от вида воды, густо окрашенной кровью. Безупречной формы плечо Шелби изуродовала глубокая борозда, пересекавшая бицепс. Девушка шумно сглотнула и придвинулась ближе, когда Сэмюэль вынул руку из ведра.
— Я сделаю повязку, — предложила Оливия.
Он вытянул руку и позволил девушке наложить ткань. Шелби ощущал дрожь, сотрясающую тело Оливии и передающуюся рукам.
— Затяните как можно туже, чтобы остановить кровотечение. О-ох! Вот так хорошо, — проговорил он, придерживая конец повязки на ране.
— Я же делаю вам больно! — жалобно воскликнула Оливия и отпустила повязку.
— Да нет же! Вернее, да, но ничего не поделаешь. Придется потерпеть, черт возьми! Ваша задача — обмотать ткань вокруг руки и завязать как можно туже. Только и всего.
С этими словами Шелби начал сам обматывать руку. Оливия тоже снова взялась за повязку. Ее тонкие прохладные пальцы случайно дотронулись до его тела — и сердце бешено забилось в груди девушки.
Теперь они трудились вместе, и время от времени их руки соприкасались. Шелби чувствовал ее шелковистую кожу, и ноздри щекотал исходивший от девушки аромат жасмина. Он наблюдал, как она закусила губу, когда пришла пора завязать узел. У нее были мягкие розовые губы, и ему нестерпимо хотелось их поцеловать. «Совсем с ума сошел, дурень, — пронеслось в голове Шелби. — Женатый человек, а туда же. Да и ничего я о ней не знаю. Кто она? Девчонка, француженка и наверняка вконец избалованна». В общем, вроде бы имелось достаточно причин для того, чтобы держаться от нее подальше, но оказалось, что этого мало. Во время бешеной езды в коляске у девушки растрепались волосы, и сейчас огненно-рыжая прядь то и дело нежно задевала запястье полковника с внутренней, особо чувствительной стороны.
И, забыв об осторожности, Сэмюэль обхватил здоровой рукой шею девушки, притянул ее к себе и прошептал:
— За столь блестяще выполненную работу положено вознаграждение. — И, склонив голову, он провел губами по нежным губам, так его манившим.
Оливия ощутила, что буквально тает от прикосновения к его горячей и твердой груди. Прижав ладони к его жестким волосам, перебирая их пальцами, она подняла лицо, встречая его губы. Их поцелуй был жадным и страстным — и одновременно робким и нежным. Шелби сначала коснулся ее рта, потом прижался плотнее и кончиком языка обвел ее губы, исторгнув у Оливии вздох наслаждения, и лишь тогда проник в теплую глубину ее рта.
Десятки сжигаемых любовью пылких юношей падали к ее ногам, но никто никогда не целовал ее так. Оливия чувствовала, как под ее ладонями учащенно пульсирует его сердце и как отзывается в том же ритме ее собственное. Она испытывала острое удовольствие, зарывшись пальцами в курчавую поросль на его груди, но требовательные губы Сэмюэля увлекали и манили, обещали несказанное наслаждение. Кончик его языка дразняще входил в ее рот, ласкал губы изнутри, вступал в схватку с ее языком, отступал и снова переходил в атаку. Как бы со стороны до нее дошел жалобный тягучий стон, будто плакал потерявшийся котенок, и лишь спустя несколько секунд Оливия осознала, что этот звук исходит из ее груди.
Оливия с готовностью откликалась на ласки Сэмюэля, но в ее поведении проглядывало странное изумление и восторг — словно эта казавшаяся столь опытной красавица испытывала подобное впервые. Но Шелби сейчас был не в состоянии разбираться в этом. Его сжигало желание, не знающее преград, исключающее осторожность. Слишком давно он не знал женщины. По мере того, как обострялась вражда с Летицией, постепенно исчезло взаимное влечение. Два года назад, узнав, что жена посещает пользующегося дурной славой врача, который специализируется на абортах, Шелби дал зарок больше не входить в ее спальню. С той поры он не испытывал к жене ничего, кроме отвращения и неприязни. Когда же природа требовала своего и ему становилось невмочь, он обращался к тщательно отбираемым профессионалкам. Но после этого Сэмюэль терзался столь острыми, мучительными угрызениями совести, что новых встреч искал очень редко и старался забыться в напряженной и опасной работе.
Его непонятное влечение к Оливии Сент-Этьен — настоящее сумасшествие. Девушка явно происходила из хорошей семьи, получила должное воспитание и могла рассчитывать выйти замуж за достойного человека, хотя и вела себя несколько неосмотрительно. Для такой женщины не могло быть места в жизни Шелби. Но почему же его влекло к ней с такой неодолимой силой?
Под мягким покровом ткани рука Сэмюэля сама собой нащупала сладостную выпуклость небольшой груди и охватила ее ладонью. Когда он стал ласкать пальцем твердый сосок, девушка застонала и еще крепче прильнула к нему всем телом, горячо отвечая на охватившую обоих безумную страсть. Шелби погрузил пальцы в пышные шелковистые волосы Оливии и намотал на кулак огненные пряди.
«Если сейчас же не остановиться, — пронеслось в голове Шелби, — я овладею ею прямо здесь, в этой хижине, на грязном, прогнившем насквозь полу, на глазах у наблюдающего за нами вонючего пса. Я слишком долго не знал женщины и поэтому совсем сошел с ума. Только этим можно объяснить мое поведение».
Выругавшись, полковник откинул голову, опустил руки и отстранился, но ему тут же пришлось придержать девушку за плечи — она едва стояла на ногах. Он ощутил дрожь в ее теле и поймал удивленный взгляд. Ее широко раскрытые глаза приобрели цвет темно-зеленых вод пруда, затененного деревьями. В ее взоре читалась немая мольба, столь страстная, что Шелби невольно испытал испуг. «Почему?» — вопрошали ее глаза, и, ни секунды не задумываясь, он ответил:
— Я хотел вас поцеловать с первого мгновения, как увидел. Не отрицайте, вы хотели того же, — поспешил добавить Сэмюэль, удивленный выражением боли на ее лице и ощущением собственной вины.
Стыд охватил Оливию. Щеки пылали. Она подняла руки, прижала ладони к горящему лицу и отступила назад. Боже милосердный! Что она почти позволила этому мужчине?
— После того, что случилось, я вряд ли имею право что бы то ни было отрицать. — Голос у нее срывался, звучал хрипло, как бы издалека. Девушка все еще не пришла в себя. Ее по-прежнему обжигал исходивший от Шелби жар и неодолимо влекло к нему. Его взгляд проникал в душу, и она чувствовала себя обнаженной, как и он, полностью в его власти.
Сэмюэль не мог не ощутить ее беззащитности, и боль, как от пощечины, заставила его отвернуться. Шелби опустил голову и поднял со скамьи свою перепачканную кровью сорочку. Она уже ни на что не годилась: полковник отшвырнул ее и попытался всунуть раненую руку в рукав плотного кителя.
