Елена Арсеньева - Страсти-мордасти (Дарья Салтыкова)

Происходило это так. Салтычиху возвели на эшафот, приковали цепями к позорному столбу и повесили на грудь табличку со словами «Мучительница и душегубица». После того, как она час выстояла при народном поношении, плевках и криках, ее заключили в яму под Соборной церковью Ивановского монастыря. Тюрьма сия была нарочно для нее вырыта, и здесь узница провела одиннадцать лет почти в полной темноте. Свечку в яму вносили только на время еды, которую подавал караульный. То ли он был недоумок и извращенец, то ли Салтычиха сохраняла еще прежнюю обольстительность свою, однако сего бедного караульного она обворожила и совратила – почти как давний любовник ее Тютчев, который ради спасения обворожил, хотя и не совратил, убогую девчушку Машу. Нет, выпустить Салтычиху на волю караульщик не мог, поскольку монастырь охранялся куда как строго, однако он украдкой тешил-таки ее жадную плоть, ибо именно воздержание было самым тяжким наказанием для этой особы, обуреваемой «законопреступными страстями». Ну а потом за свое невоздержание караульный был бит плетьми, разжалован и отправлен в каторгу, потому что последствия его деяния сказались слишком уж явно – усомниться, от кого вдруг затяжелела узница, было решительно невозможно. В положенное время Салтычиха разрешилась от бремени, но ребенок, понятное дело, был от нее отнят и отдан в дом призрения малолетних сирот, где след его и затерялся. Можно не сомневаться, что имени матери своей он так в жизни и не узнал.

Дарья же Салтыкова, вернее, Салтычиха, была переселена в особую клетку, нарочно для нее пристроенную к монастырскому собору. В клетке сей имелось закрывавшееся снаружи зеленой занавеской окно, через которое всяк желающий мог смотреть на преступницу. Здесь она провела больше двадцати лет. Правда, чрезмерное внимание узницу, со временем пришедшую в совершенно зверообразное состояние, очень раздражало. Случалось, она на любопытных «ругалась, плевалась и совала палку сквозь окно, обнаруживая тем свое закоренелое зверство».

Мучения этой мучительницы прекратились в 1801 году, после чего Салтычиху погребли в Донском монастыре рядом с другими членами семьи Салтыковых. Застенок же ее вместе с церковью был разобран в 1860 году.

А что же капитан Тютчев, бывший, хотя и невольный любовник сластолюбивой барыньки?

Николай Андреевич Тютчев вернулся в службу и был исправным офицером. Дослужился до секунд-майора; избирался предводителем брянского дворянства.

Хоть он и начинал с женой с малого достатка, однако со временем нажил неплохие деньги. Поговаривали, что в основе его состояния лежало, как водится, преступление. И даже не одно: будто поначалу новый брянский помещик промышлял на большой дороге в компании самых верных своих крепостных, правда, только грабил, убивать никого не убивал. Ну, а когда набил мошну довольно и задумался о респектабельности, принялся скупать разорившиеся имения по соседству с собственным Овстугом. Поговаривали также, будто бо́льшую часть земель своих он вовсе не скупил, а оттягал по суду неправедным образом. Однако неведомо, правда ли все это или все же лгут люди.

У Тютчевых была большая семья – четверо сыновей и четыре дочери.

Когда во время следствия по делу Салтычихи Верхние Теплые Станы с селом Троицким «за долги» пустили на распродажу, Тютчев купил и их, увеличив таким образом подмосковную вотчину жены своей, Пелагеи Денисьевны. Теперь у Тютчевых были уже две тысячи семьсот семнадцать крепостных душ. Владения их оказались настолько значительны по числу принадлежащих им душ, что в 1812 году Пелагея Денисьевна снарядила от Теплых Станов сразу четырех ополченцев. К тому времени Николай Тютчев уже покинул этот мир, а его внуку Федору Тютчеву, будущему поэту, было девять лет. Позднее Федор Иванович Тютчев вспоминал, как незадолго до начала войны 1812 года отец водил своих старших сыновей, его и Николая, к Ивановскому монастырю, где показывал им небольшое, завешенное дерюжкой оконце, за которым в подвале более двадцати лет провела душегубица Салтычиха, некогда пылавшая к их деду неистовой «любовной страстию».

Узкие, облегающие мужеские штаны до колен с пуговицами внизу и на бедрах.