Двое мужчин будут решать судьбу ее сына? Ноздри Фанни затрепетали. Но гнев был смешан с желанием. Он так и не убрал свою руку.
– Я мать Мэттью, милорд, – сказала она. – Я сама поговорю со своим деверем, когда почувствую в этом необходимость.
– Некоторые мужчины, – ответил он, – считают слабостью потакать желаниям женщины. – С нахлынувшим чувством дискомфорта и возрастающим желанием в глубине живота, она смотрела, как его пальцы обхватили ее руки и крепко сжали. Его рука была теплее, чем ее. – Возможно, вы убедите вашего нареченного поговорить с ним.
– Моего... нареченного? – Она нахмурилась. – О ком вы, милорд?
– Я так понял, – ответил он, – что вы собираетесь снова выйти замуж? Или я ошибаюсь? – Кто вложил ему в голову такую мысль? Викарий? У нее даже постоянного поклонника не было.
– Я не помолвлена и не собираюсь выходить замуж, милорд, – сказала она, не сообразив, что поступает глупо. – В жизни моей и моих детей достаточно мужского вмешательства и без того, чтобы я пожертвовала всей своей свободой ради еще одного.
Он не мигая несколько мгновений смотрел ей в глаза, а затем опустил взгляд на ее губы. Она с пугающей уверенностью поняла, что он собирается ее поцеловать... и что она не будет его останавливать. Однако затем она почувствовала себя просто глупо: он единожды сжал ее руки и отпустил их, поднимаясь на ноги.
– Пойдемте, мэм. Мои гости сейчас уже должны быть в гостиной, и вам следует приготовиться к чаепитию. Не переживайте сегодня вечером. У меня есть опыт общения с талантливыми исполнителями. Все возбуждение, нервозность, а иногда и плохое самочувствие, предшествующие выступлению, неизбежно проходят к нужному времени и лишь свидетельствуют о том, что само представление безупречно. Сегодня ваш сын даже вас заставит замереть от удивления.
У нее навернулись на глаза слезы, и она сморгнула их, почувствовав себя глупо.
– Вы когда-нибудь ошибаетесь? – спросила она.
Он взял ее руку и положил на свой локоть.
– Редко, – ответил он. – В подобной ситуации – никогда. Но вы, конечно, не поверите мне, пока представление не закончится.
Его рука была очень крепкой и уверенной. Она почувствовала умиротворение, несмотря на то, что от страха за Мэттью она все еще ощущала холод где-то глубоко внутри.
Как он узнал, что она была напугана?
"Что же это за одеколон?" – подумала она. Она ни разу ни чувствовала его на других мужчинах.
Кэти была одета в праздничное красное платье, белые чулочки и туфельки. В ее волосах был белый бант. Все леди в музыкальной комнате улыбались и говорили ей или маме, что она похожа на принцессу, куколку или ангелочка. Но Кэти сидела рядом с Мэттью в первом ряду расставленных по всей комнате стульев и крепко держала его за руку. Он не стряхнул ее руки, как иногда делал, а вцепился в нее своей, холодной и влажной. В этот момент никто, кроме Мэтта, Кэти не интересовал. Он был жутко напуган и очень нервничал, но он должен был чудесно выступить. Кэти просто знала это. Она тихо сидела, передавая ему это знание с помощью своей руки, пока хромая леди играла на фортепьяно, а потом большой толстый мужчина пел низким голосом, а затем другая леди играла на той самой арфе. Кэти собиралась тоже на ней играть, когда вырастет. Она звучала красивее, чем фортепьяно, и леди могла играть на ней широкими переборами рук, что заставляло ее выглядеть очень хорошенькой.
И настал черед Мэтта. Когда он встал и отпустил руку Кэти, она тоже встала и забралась к маме на колени, а джентльмен пришел и сел рядом с ними. Кэти посмотрела на него. Он был одет в черно-белой гамме и выглядел просто великолепно. Ей хотелось всем рассказать, что он будет ее новым папой, но она была в этом не до конца уверена. Этим утром она на несколько минут даже решила, что они никогда его больше не увидят. Она поняла, что опять делает нечто ужасно детское – сосет большой палец.
Он не смотрел ни на нее, ни на маму. Все его внимание было приковано к Мэтту, а тот смотрел на него большими испуганными глазами. И тогда глаза джентльмена сделали то же, что почти сделали вчера с ней. За исключением того, что на этот раз это было более определенно и длилось дольше. Его глаза улыбнулись Мэтту, и он просиял, не пошевелив ни единым мускулом лица. В этом выражении лица Кэти тоже собиралась попрактиковаться. С бровями утром у нее ничего не получилось. Интересно, сможет ли она улыбаться, не двигая лицом?
Тут Мэттью запел, и Кэти, подумывавшая слезть с маминых колен и забраться на колени к джентльмену, сидела очень спокойно, потому что мама крепко ее держала. Как Кэти и предполагала, Мэтт чудесно пел. Даже лучше, чем чудесно, но она не знала другого слова. Она собиралась всем после концерта рассказать, что Мэтт – ее брат.
Когда он закончил петь "Тише, тише, мой малыш", случилось нечто забавное: все захлопали, как и должны были, но некоторые люди начали реветь. По крайней мере, это звучало, как рев. А некоторые даже вскочили с мест и начали выкрикивать то слово, которое джентльмен произнес вчера: "Encore![3]". Мама прижала Кэти к себе так крепко, что той стало трудно дышать, и плакала. А джентльмен... часто моргал. Кэти подумала, что он тоже плакал, но не хотел, чтобы кто-нибудь об этом узнал. Мэтт всегда говорил, что мужчины не плачут.
Она высвободилась из материнских объятий, спустилась на пол и забралась на одну из ног джентльмена.
– Я знала, что он будет чудесно петь, – шепнула она ему, когда шум вокруг них начал утихать. – Я бы могла вам это сказать. Мэттью – мой брат.
И тут он обнял ее даже крепче, чем мама до этого.
– Ты справедливо можешь гордиться им, малышка, – сказал он. – А он – тобой.
Она посмотрела ему в лицо, когда Мэтт снова начал петь. Джентльмен закрыл глаза и нахмурился. Он выглядел так, словно ему больно, но Кэти понимала, что это всего лишь музыка и голос Мэтта так на него действовали. Она услышала, как он сглотнул в одной из пауз в музыке.
Когда Мэтт закончил и все снова заревели, джентльмен снова обнял ее и поцеловал в макушку, прямо туда, где был бант. Затем он поднялся и пересадил ее обратно на колени к маме, а после этого подошел к Мэтту, положил руку ему на плечо и сообщил всем, какой чести они удостоились в этот вечер. Он с улыбкой сказал, что они все словно были пастухами рядом с Вифлеемом, услышавшими ангельские голоса, только на день раньше срока.
Кэти знала историю про пастухов у Вифлеема. Они пасли овец, но никто так и не смог ей сказать, что случилось с овцами, когда пастухи ушли в Вифлеем, чтобы посмотреть на младенца.
Еще джентльмен сказал, что нет, другого вызова на "бис" не будет. Нужно было дать голосу Мэттью отдохнуть.
