Как бы ни было жалко г-ну де Вердло провожать племянников, все же он не испытал никакого желания последовать за ними в Париж, чтобы вернуть визит их родителям. Мысль увидеть столицу наполняла его ужасом. Ему казалось, что отвратительный призрак г-жи Вернон схватит его там за горло, чтобы уложить заживо на ложе пыток и потом лечь с ним рядом. Думая об этом, г-н де Вердло дрожал с головы до ног.
Париж казался ему проклятым местом, гибельной бездной. Не занимают ли там женщины всех тротуаров? Ими кишат улицы, бульвары, театры. Они выставляют там напоказ румянец своих щек и белизну груди. Их прелести видны каждому во всем их бесстыдстве; они подчеркивают свою соблазнительность всеми средствами кокетства и всеми ухищрениями моды. Они торжествуют в великолепии своего могущества. Они пропитывают воздух своими духами, наполняют его стрекочущими голосами, отравляют важничаньем, манерами, жеманством. Там они — чума и яд. Любовь во всех ее видах — их постоянное дьявольское занятие. Они не устают расстилать там свои сети, чтобы ловить в них несчастных, которых неблагоразумие толкает в эту достойную презрения западню. Все это вызывало в воображении бедного г-на де Вердло ужасную картину, при виде которой туманилось его округлое и пухлое лицо. Но его парижские страхи этим не ограничивались. Г-н де Шомюзи, его брат, внушал ему не меньшие опасения. Даже при одном рукопожатии этого распутника г-ну де Вердло казалось, что смертельный ужас поднимается до самого сердца. Разве не был г-н де Шомюзи весь проникнут любовью и сладострастием, разве не носил он в себе заразы? Не отдавал ли он любви всех своих сил, не был ли он покорным рабом своих желаний, вопреки своему сердцебиению и тучности? Он удовлетворял эти желания, следовал за ними туда, куда они его вели, с чудовищным цинизмом и полнейшим презрением к их низости. Любовь наполняла его мысли, жесты, действия, плоть, кровь, все его существо и, без сомнения, даже сны. Для г-на де Вердло г-н Шомюзи был чем-то вроде зачумленного, чье присутствие распространяло пагубные семена. Г-н де Вердло не мог представить его себе иначе, чем в самых похотливых позах и положениях, тех страшных позах, на которые обрекается тело поисками наслаждения. Эти образы повергали в смятение и столбняк бедного Вердло и заставляли проходить вблизи него сжигающее и неистовое дыхание демона плоти Чтобы освободиться от искушения, он прибегал к молитвам об избавлении от брата, погрязшего в разврате и разгуле, одна мысль о котором приносила с собою вихрь смятения и порока. Что бы только было, если бы он сам подчинился этому сообщнику греха! Г-н де Вердло крестился заранее и, чтобы отвлечься от этого бреда, уходил в сад подышать свежим воздухом.
Замок Эспиньоль, где барон де Вердло имел свое пребывание, перешел к фамилии Ла Эрод по линии тетки, Жанны д'Эспиньоль. Эту тетку, о которой в округе сохранилась полная уважения память, г-н де Вердло не знавал лично Добрая старая дева д'Эспиньоль заслужила широкую известность своей благотворительностью и благочестием. После ее смерти замок оставался пустым вплоть до того дня, как г-н де Вердло укрылся туда от своей плутократической Венеры, которой был обязан столь прекрасным уроком любви. По прибытии в свое владение он нашел его в весьма разрушенном состоянии; первый вечер, который он там провел, показался ему довольно печальным. Когда он покинул постель, где прятался, весь потрясенный недавним событием, ему пришлось обедать между двух канделябров за хромым столом в большой зале второго этажа, обставленной старинными сундуками и обитой зеленым сукном, которое порядком изгрызли крысы; и все же, поедая деревенский суп, тощего каплуна и скудные овощи, приготовленные женою управляющего, он испытывал чувство удовлетворения, освобождения и безопасности. Эта ужасная любовь, в образе повелительной и склонной к представителям кулинарии любовницы, не придет за ним сюда, в отдаленное убежище, где он будет наслаждаться спокойным сном в широкой одиночной постели под охраной тяжелых засовов и крепких ставней. Обход замка еще более укрепил в нем это впечатление безопасности. Замок был расположен на довольно большом расстоянии от двух деревень: Верхняя Эспиньоль и Нижняя Эспиньоль, из которых каждая едва ли насчитывала десяток домов. Чтобы попасть в замок, необходимо было проехать Нижнюю Эспиньоль. Своротив с большой дороги в местности под названием Гранжетт, направлялись дальше по отделяющейся отсюда аллее. Двойной ряд вязов замыкался полукругом, огороженным цепями, протянутыми от тумбы к тумбе, в конце которых, в довольно высокой стене, виднелись ворота, окаймленные колоннами, на которых стояли большие шары с розетками наверху. Через эти ворота попадали во двор замка. Справа тянулись службы: конюшни, каретные сараи, прачечные. Налево стена примыкала к толстой угловой башне, продолженной низким строением довольно дряхлого вида, образующим прямой угол со зданием в глубине двора, прямо против входа. Это здание с острой крышей и высокими трубами, выстроенное из камня и кирпича, составляло главную и самую новую часть замка. Сзади оно возвышалось над террасой, откуда можно было спуститься в обширный парк, к которому слева примыкал пруд, обмывающий подножие старинной части замка и отражающий толстую угловую башню. Все это находилось в довольно сносном состоянии и легко могло быть приведено в порядок. Сады также нуждались в приведении в должный вид: там не было недостатка во фруктовых деревьях, и нужно только их подстричь, чтобы придать им правильную форму. Пруд, по количеству водящейся в нем рыбы, оставлял желать лучшего. В случае необходимости ее, впрочем, можно было доставлять из расположенного в шести милях отсюда маленького городка Вернонса, где имел пребывание уездный суд и где находились нотариальная контора и военное управление. Внутренность замка гораздо больше пострадала от запущенности, которой он был так долго обречен. В помещениях, выходящих на пруд, сырость попортила обои, а мох покрыл плиты и своды низеньких комнат. Каменное здание, впрочем, еще можно было кое-как приспособить для жилья. Этим в первую очередь и занялся г-н де Вердло. Затем, мало-помалу, он заботливо принялся ремонтировать дом и обставлять его мебелью, пользуясь всем, что можно было найти под рукой, и прикупая недостающее. Эти хозяйственные хлопоты создали из Эспиньоля весьма приличное имение с садом, не столь приятным, сколь полезным, находящимся в хорошем состоянии и приносящим некоторый доход. В той части его, которая была предназначена для прогулок, г-н де Вердло вырыл бассейн, куда отводился избыток воды из пруда, и замкнул его в рамку газонов. В парке можно было видеть и искусно разбитые лужайки, и посыпанные песком аллеи, и подстриженные тисы, и маленький лабиринт, и место для игры в мяч. Посередине солнечные часы отмечали время. Направо к ним примыкала аллея из грабин, обрывающаяся рвом. Позади служб расстилался огород, полный плодов и овощей. В таком расположении парка г-ну де Вердло больше всего нравилось то, что все в нем было согласовано с требованиями удобства. Г-н де Вердло, повинуясь некоторому перерождению, удаляющему его от всего, что обычно доставляет удовольствие общительному характеру, отказался от всякого общества за исключением своего собственного и сделался сам для себя единственным своим занятием, единственным развлечением, что в общем делало его годы легкими, а время коротким. Любовь к женщинам он заменил любовью к самому себе, вовсе этого не замечая, ибо эгоизм принимает различные облики вплоть до того, что способен быть слепым. Будучи несколько преувеличенно добр с самим собой, г-н де Вердло был таким же и по отношению ко всем другим людям вследствие природной мягкости своего характера. Поэтому в тот день, о котором идет речь, он совершенно не показывал нетерпения, когда мальчик-слуга, которому он позвонил, медлил принести в камин еще одно полено.
