слышно позвал кто-то. — Мсье Жюстен, это вы?
У Жюстена на секунду замерло сердце: этот голос был ему хорошо знаком.
— Роже?
— Я, мсье! Я вас не вижу. Наверное, мы метрах в десяти друг от друга.
— Сейчас я к тебе подберусь! Ты только говори, чтобы я знал, где ты. Кажется, справа от меня!
Неожиданно во мраке блеснул крошечный огонек. Мелькнуло бледное лицо Роже, и темнота вернулась. Жюстен пополз на локтях, даже не попытавшись подняться. Наконец он задел ногу своего конюха, отчего бедолага глухо вскрикнул.
— Мсье, кажется, мы в башне, в старой караульной! — пробормотал Роже. — И вы поосторожнее! На ноги я встать уже не могу, приходится облегчаться прямо тут. Оставайтесь, где вы сейчас!
— На это мне наплевать, — отвечал Жюстен. — И не называй меня больше «мсье». В эту передрягу мы попали вместе. Бедный мой Роже! Сколько ты уже тут?
— Неделю, а может, и больше. Клянусь, если выберусь, то сверну этому кретину Алсиду шею!
Жюстен подобрался еще ближе, так что смог потрепать Роже по плечу.
— И я тебе охотно в этом помогу, — сказал он. — Гад! Он пристрелил Районанта и оставил гнить в деннике!
Роже беззвучно заплакал. Он еще раз щелкнул кремневой зажигалкой, и Жюстен увидел его измученное лицо.
— Видит Бог, мсье, я отказался! Вы должны мне верить! Дело было вечером. Ваш батюшка пришел в конюшню, опираясь на Алсида, который нес охотничье ружье. И приказал, чтобы я завел Районанта в денник и застрелил. Я сказал «нет». И пригрозил, что схожу за жандармами.
Молодой конюх дышал тяжело, чувствовалось, что силы его на исходе.
— Не напрягайся так, тебе это сейчас вредно, — попросил Жюстен. — И зажигалку потуши, ее надо экономить. Роже, я тебе верю. Я знаю, что ты — парень честный и не меньше моего любишь лошадей.
— Нет, я должен вам рассказать — на случай, если отсюда не выйду! Я разозлился, сказал старому хозяину, что он совсем выжил из ума. Видели бы вы, как его перекосило! Я и глазом моргнуть не успел, как он выхватил у Алсида ружье и выстрелил. От страшной боли я сомлел и очнулся уже тут, в темноте. Повезло еще, что пуля, похоже, прошла через ляжку, навылет, и кость не задета. Сперва я даже как-то ходил — иначе уже бы умер от голода и жажды. Так они все-таки убили вашего красавца Районанта… Вот жалость!
— У нас с тобой есть заботы поважнее, Роже! Ты весь горишь. Я никогда не спускался в бывшую караульную. Насколько помню, в глубине винного погреба есть люк, который сюда ведет. Моя мать, Мадлен, прятала здесь краденое, я прекрасно это помню, потому что она этим хвасталась. С тех пор мне противно было даже слышать о караульной.
— И слава Богу, что она это делала, мсье! Если я до сих пор жив, то лишь потому, что нашел под большим куском брезента тайник с вином и консервами.
Подбодренный присутствием Жюстена, Роже стал пространно рассказывать о том, как выживал, всеми забытый, раненый, в подвалах замка.
В караульной замка Гервиль, в понедельник, 29 мая 1905 года
Лежа на куске брезента, Жюстен вспоминал детство. Все, как тогда, — пахнет грязью, пылью, мочой… Он прекрасно помнил узкий дощатый чулан с соломенным матрасом на полу, где спал мальчишкой. С ранних лет он привык к одиночеству, страху, холоду и голоду.
Случалось, он даже радовался приходу Мадлен, которую считал своей тетей, ведь она хотя бы приносила с собой свечу, и в чулане светлело. Ну и что, что она срывала на нем свою злость! Зато рядом было живое существо, и он мог слушать пусть хриплый, но знакомый голос… Он подумал, что Роже, наверное, испытывает что-то похожее, потому что теперь в караульной он не один.
— Я очнулся от боли, мсье, — так начал конюх свой рассказ. — Тьма стояла кромешная, и я чиркнул зажигалкой. Посмотрел — а штаны у меня в крови в том месте, где вошла пуля. Думаю, первым делом надо перевязать рану. Слава Богу, большой платок был при мне. Матушка, дай ей Бог здоровья, всегда говорит: приличный парень носит на шее платок!
— Ты, наверное, страшно испугался, — предположил Жюстен.
— Не очень, мсье. Скорее разозлился. Я смог подняться и пошел искать воду. Воду в подвале! Знал, что зря. Разве только испарина будет на стенах… Но стены оказались сухими. Я очень редко пользовался зажигалкой, берег горючее. И вдруг вижу брезент, который почему-то лежит возле лестницы.
— Роже, ты дрожишь! У тебя сильный жар. Лучше расскажешь, когда мы отсюда выберемся.
— Не переживайте, рассказывать особенно-то и нечего. Я приподнял уголок этой проклятой тряпки, а там — укупоренные бутылки с вином и банки. Все это я перетащил сюда, благо пол гладкий. Это было чудо, мсье Жюстен, настоящее чудо! Среди бутылок нашлась и виноградная водка, крепчайшая. Я булыжником отбил горлышко и обеззаразил рану. Больно было — не описать! Нога горела огнем, но я знал, что только это меня спасет. Потом я перевязал рану платком.
— Ты мужественный парень, Роже. Я тобой восхищаюсь. Не знаю, окажись я на твоем месте, хватило бы у меня хладнокровия, чтобы проделать все это.
— Конечно. Я вас знаю! Но это было только начало. Какое-то время я думал, что за мной придут. Но никто не шел, а позвать на помощь я боялся. Думал, если подниму шум, придут мсье Ларош с Алсидом и меня прикончат. И я стал пить вино, белое и красное, и закусывал фуа-гра. Представьте, в банках была только гусиная печенка! Я нарезал ее на куски перочинным ножом.
Жюстен на ощупь нашел его руку и сжал. Парадоксально, но факт: воруя у своих господ, Ларошей, дорогие деликатесы, Мадлен спасла жизнь этому парню.
— Мсье, вы не ушли? — пробормотал Роже.
— Нет, я держу тебя за руку. Ты разве не чувствуешь?
— Едва-едва… Сожмите крепче! Наверное, мне конец… Я давно ничего не ел и не пил. И сесть тоже не в состоянии.
— Ничего съестного не осталось? — испугался Жюстен.
— Ничего.
— Полежи спокойно и отдохни, Роже! Я не дам тебе умереть в этом чертовом подвале, куда старый сумасброд бросает неугодных! У нас не Средние века!
— Вы только меня не бросайте, мсье! Мне страшно! — затухающим голосом попросил конюх.
Паника, горе, бессильный гнев… Сердце Жюстена готово было разорваться. В глазах щипало от слез. На улице стемнело, если судить по тому, что лучи красного света пропали. Он догадался, что проникал он
