хорошо его знала, чтобы позволить овладеть собой теперь!
— Спасибо за заботу, Ваша светлость, но меня беспокоит исключительно моя лодыжка, не более того!
Он поднялся в явном смущении:
— Вот как? Я думал, вы все еще моя.
— Что ж, в таком случае вам не следовало вверять меня Богу! — бросила Аврора, в глубине души радуясь тому, что еще способна будоражить разум и чувства курфюрста, а, следовательно, имела над ним власть.
Однако несмотря на то, что ее желание тоже было велико, отдаваться Фридриху Августу девушка намеревалась в последнюю очередь. Она решительно и, пожалуй, немного поспешно завязала подвязку и заметила, как он смотрит на нее: с обидой и осуждением.
— Бог велит руководствоваться добрыми намерениями, и мы с вами всегда будем тесно связаны. Нашим ребенком, например...
— Давайте же поговорим об этом ребенке! Вам на него совершенно наплевать! Если бы не ваша благородная мать, спасшая его от происков этого вашего Флеминга, я бы уже давно оплакивала его крохотный труп!
— Что?.. О чем вы говорите? Неужели произошло нечто... Вы имеете в виду покушение?..
— А как вы думаете, почему я прячу, как говорит ваша мать, «милого маленького бастарда»?
— Вы его... прячете? Но в чем же дело?!
В общих чертах Аврора рассказала курфюрсту все, что знала. Когда она закончила, Фридрих Август долгое время молчал, а потом посмотрел на нее взглядом, полным такой неуемной скорби, какой Аврора никогда доселе не видела в его глазах.
— Надеюсь, вы не думаете, что этот гнусный план родился в моей голове?
— Вовсе нет, я даже не думала об этом, ведь вы тогда бились с турками. К тому же это ваша мать меня вовремя предупредила...
— Благодарю. Я сделаю так, чтобы ничего подобного больше не повторилось. Где он?
Аврора не торопилась с ответом. Заметив, что ее взгляд беспокойно блуждает по комнате, Фридрих Август побагровел и воскликнул:
— Аврора! Это мой сын! Если кто-то хоть пальцем его тронет, будет отвечать головой!..
— Он в Гамбурге, в нашем фамильном особняке.
— Это слишком далеко от Дрездена! Вероятно, мне следует наведаться в Берлин и заручиться поддержкой Фридриха-Вильгельма по вопросу польского трона. Взамен я рассчитываю предложить ему то, о чем он просит уже довольно давно: Кведлинбург и его аббатство, расположенные на землях его далеких предков...
— Вы хотите обменять Кведлинбург на его поддержку? Но тогда в городе произойдет бунт...
— И вы будете там, чтобы его подавить. Разве вы еще не настоятельница?
— Я простая канонисса, не более того. Настоятельницу избирает капитул, и, могу вас заверить, что за меня не проголосует ровным счетом ни один человек!
— Вот и еще одна причина для того, чтобы избавиться от города, который, безусловно, чрезвычайно важен, но где моя воля и мои приказы воспринимаются как пустой звук! Возвращайтесь в Кведлинбург и передайте эту новость кому следует!
— Вы что, хотите, чтобы они за такое известие вырвали мне волосы?
— Они поостерегутся, поскольку затем вы отправитесь в Берлин, чтобы ходатайствовать не только о помощи курфюрсту, но и о сохранности аббатства в его нынешнем виде, с действующим уставом. Монахини больше всего боятся, что их превратят в простых мирян! Вне всяких сомнений, у вас все получится, и я буду сильно удивлен, если по возвращении вас не назначат настоятельницей!
— Вы и вправду так думаете? — спросила Аврора, которой подобная затея казалась полной бессмыслицей.
— Я не думаю, я уверен в этом. Тем более что я собираюсь в скором времени принять католицизм. Они будут несказанно рады узнать, что их землями правит не какой-то там еретик, будь он даже королем Польши! Когда вы будете в Берлине, попросите привезти туда нашего сына и ждите. На празднестве, посвященном коронации, я заберу его у вас.
— Вы так говорите, как будто полностью уверены в том, что изберут именно вас. А между тем ходят слухи, что у принца де Конти куда больше шансов на победу, потому что он тоже воевал с турками, а еще... Потому что Людовик XIV, очевидно, богаче вас. И, кроме того, поляки обожают Францию.
— Они будут обожать меня! В особенности, когда узнают, что я выставил на границе несколько тысяч солдат...
Авроре нечего было возразить. Пытаясь собраться с мыслями, молодая женщина на мгновение приумолкла, а потом спросила:
— Пожалуй, это действительно весомый аргумент, но, не кажется ли вам, что он слабо подходит для того, чтобы обзавестись союзниками и получить необходимые голоса?
— О, со временем они меня полюбят! Так вы выполните мою просьбу?
— А разве могу я вам отказать? Что ж, я поеду в Берлин, хотя у меня и нет там никаких связей!
— Об этом позаботится моя супруга. Она даст вам необходимые рекомендации! Кстати, похоже, вы ей очень понравились. Странно, не правда ли?
— Не так уж это странно! То есть, я хочу сказать, все познается в сравнении.
Князь нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
— Не так давно мы понимали друг друга с полуслова, — рассмеялась Аврора. — Наверное, после вашего пребывания в Вене вы потеряли ваше превосходное чувство юмора?
Фридрих Август едва заметно улыбнулся, пытаясь оставаться серьезным, но уже через мгновение они смеялись в унисон. Он приблизился и начал медленно целовать ладонь Авроры и каждый пальчик в отдельности, совсем как раньше, когда они еще были вместе.
— Если честно, графиня, я думаю, что с вами не сравнится ни одна женщина на свете!
Аврора отступила на шаг и присела в реверансе, который по праву можно было бы назвать образцом изящества. Однако она не успела завершить его, как следует: дверь внезапно распахнулась, и на пороге появилась молодая и очень красивая девушка с молочно-белой кожей и светлыми волосами. Ее фиалковые глаза смотрели с нетерпением, а аппетитный ротик цвета спелой вишни был слегка приоткрыт. Розовое атласное платье, украшенное белыми кружевными оборками, открывало взору, пожалуй, больше, чем требовалось. На высокой круглой груди покоилось ожерелье из жемчуга и бриллиантов. Жемчужные же серьги подчеркивали маленькие прелестные ушки и довершали очаровательную картину. Вдовствующая княгиня была права: новая любовница Его курфюрстской светлости и впрямь походила на изысканное пирожное. Взбитые сливки и вишневый шербет — теперь понятно, что пленило Фридриха Августа. Впрочем, отметила про себя Аврора, «пирожное»-то было с характером!
— Итак, Ваша светлость? — закричала она, едва переступив порог. — О чем вы только
