Судья согласно кивнул:
– Мистер Уилкс был ее другом – у него не было причин желать ее смерти.
– Вы говорили это? Вы говорили, что убьете ее собственными руками? – не унимался Генри, по-прежнему прижимая дуло пистолета к солнечному сплетению Гриффина.
– Да,– чуть слышно подтвердил Гриффин.
– Тогда вы под арестом, – бесстрастно объявил судья.
– Разрешите мне взглянуть на Джона – прошу вас. Шеридан коротко кивнул:
– Но не делайте ничего безрассудного, Гриффин. Генри будет иметь полное право стрелять.
Гриффин оставил своих стражей и вошел в шатер. Джон сидел на одной из длинных скамеек, неподвижно глядя на скатерть. Обойдя вокруг стола, Гриффин посмотрел в лицо друга, с облегчением отметив, что цвет его лица улучшился, дыхание стало более ровным.
– Я не убивал вашу дочь, Джон, – сказал он. На щеках Джона О'Рили блестели слезы.
– Господи, как бы я хотел верить тебе, Гриффин. Как бы я хотел тебе верить!
Генри и судья не собирались больше ждать ни минуты.
– Вытяни руки, Гриффин, – потребовал судья; голос его теперь звучал немного мягче.
– Может, лучше связать ему и ноги? – проворчал Генри.
Судья Шеридан испытующе взглянул на Гриффина.
– Не надо, – грустно сказал он. Потом обратился к Джону: – Мои глубочайшие соболезнования насчет вашей дочери. Хотите, чтобы я известил вашу жену?
Джон медленно покачал головой; его глаза казались пустыми, незрячими.
– Я сам сообщу Джоанне,– сказал он.
* * *
Рэйчел села в широкой постели, пытаясь рассмотреть бледное, повернутое в сторону лицо Молли Брэйди.
– Что произошло? – тревожным шепотом спросила девушка.
– Это Афина Бордо, – ответила Молли, наклонившись к своей пациентке и ставя ей на колени поднос с горячей пищей. – Поешь.
Но Рэйчел утратила всякий интерес к аппетитному ужину, которого ждала с таким нетерпением всего несколько минут назад.
– Что – Афина Бордо? – настойчиво повторила она, потрясенная жестким, отрешенным выражением зеленых глаз Молли.
– Она мертва,– прошептала Молли.– И доктора Флетчера арестовали по обвинению в ее убийстве.
Рэйчел отбросила одеяло и сползла с кровати. Поднос со всем своим содержимом свалился на пол.
– Нет!
Ворча, Молли опустилась на колени и стала собирать осколки посуды, куски бисквита с маслом, свиной рубец.
– Посмотри, что ты наделала, Рэйчел Маккиннон. Весь твой замечательный ужин и лучший фарфор...
Голос Рэйчел стал высоким и тонким от предельного негодования:
– Как вы можете беспокоиться о фарфоре, когда Гриффин в такой беде!
Молли подняла голову, по ее лицу текли слезы.
– О, Рэйчел,– рыдала она.– Он говорил, что убьет ее! Я своими собственными ушами, в этой самой комнате, слышала, как он поклялся в этом!
Колени Рэйчел дрожали и подгибались, но она не собиралась забираться обратно в постель и покорно смиряться с тем, что никак не могло быть правдой.
– Где моя одежда... я пойду к нему...
Молли бросила осколки, которые собирала, и вскочила на ноги:
– Ты никуда не пойдешь, мисс Рэйчел Маккиннон! Мой Билли пошел за Филдом Холлистером – доктору сейчас нужен он, а не ты!
Рэйчел увернулась от Молли и на мгновенье прислонилась к стене, чтобы отдышаться.
– Я сама найду это дурацкое платье! – закричала она.
Но Молли, в отличие от Рэйчел, не была ни больной, ни слабой. Стараясь не наступить на разбросанные по полу куски фарфора, она обхватила свою подопечную и отправила ее обратно в постель.
– И какую помощь ты окажешь этому человеку, если умрешь от потери крови? – резко поинтересовалась домоправительница Гриффина, упершись руками в худенькие бока и уставившись на Рэйчел блестящими от слез и решимости глазами.
Теперь заплакала и Рэйчел:
– Он не мог... о, Молли, он просто не мог...
В глазах Молли появилось отстраненное выражение, они приобрели неистово-изумрудный оттенок.
– Она погубила его, это ясно как день.
Не успела Рэйчел вымолвить ничего в ответ, как снизу, из передней донесся шум, за которым последовали быстрые, легкие шаги по ступенькам. В комнату, с отчаянием в карих глазах, ворвалась Фон Холлистер и бросилась прямо к постели. Она присела на краешек и безо всяких церемоний обняла дрожащую Рэйчел.
– Филд с ним,– ласково сказала она.– Филд там. Рэйчел подавила очередной приступ слез:
– По-моему, Молли верит, что Гриффин виновен. Фон подняла темные глаза на Молли, но в этом взгляде не было ни обвинения, ни злости.
– Значит, Молли ошибается, – проговорила она. Молли отвернулась и отошла к темному незанавешенному окну спальни Гриффина.
– Дай Бог, чтобы я ошибалась,– тихо, безнадежно произнесла она.– Дай Бог.
Она подняла поднос и его рассыпанное по полу содержимое и вышла из комнаты.
– Джонас, – произнесла Рэйчел, прижавшись лбом к узкому, но сильному плечу Фон Холлистер. – Это Джонас убил ее.
– Возможно,– согласилась Фон, но в ее голосе Рэйчел услышала не больше надежды, чем в голосе Молли.– Однако ничто на свете не заставит его признаться в этом. Ничто.
– Но Гриффина могут повесить!
– Мы что-нибудь придумаем, – пообещала Фон, осторожно заставляя Рэйчел снова откинуться на подушки.– Но если ты хочешь помочь, то должна быть сильной. А сейчас поспи, утром мы сообразим, что делать дальше.
Рэйчел не могла спать, но ради подруги притворилась, будто спит. И когда она осталась одна, неподвижно лежа в темноте, в ее голове начал созревать план. Он был совершенно безумным, он был порожден отчаянием, но у него имелось одно важное достоинство – это была единственная возможность спасти Гриффина, которая пришла ей в голову.
Гриффин Флетчер стоял, сжимая прутья решетки, и чертя носком правого сапога какой-то узор на посыпанном опилками полу. Дверь, ведущая из одиночной камеры в мануфактурную лавку Генри, распахнулась, и перед решеткой появился Филд, мрачный, напуганный и до крайности измученный на вид.
– Ты ведь был в палаточном городке, когда это случилось? – рявкнул он безо всяких предисловий. – Ты ведь был там?
– Конечно, я был там,– огрызнулся в ответ Гриффин. Потом он хрипло добавил: – Я не убивал ее, Филд.
Впервые на памяти Гриффина Филд длинно выбранился.
– Я знаю – только беда в том, что Генри и судья и куча прочего народа в этом городе не будут иметь ничего против, если тебя повесят! Проклятье, Гриффин, ну почему ты не можешь сделать и шагу, не нажив себе при этом врагов?
– Привычка,– отозвался Гриффин, пожав плечами и криво усмехнувшись.
Не успел Филд ответить, как дверь снова отворилась. На этот раз посетителем оказался Джонас.
Было в глазах кузена, в его застывших чертах нечто такое, от чего Гриффина охватил страх – не за себя, а за Рэйчел. И он нарочно заговорил спокойно, даже беззаботно:
