— Открывайте, черт вас возьми! Это и в самом деле бастард! Я сейчас спущусь.
Еще несколько минут — и Тибо бросился в объятия Балиана д'Ибелина. Тот расцеловал его с такой радостью, что у бастарда на глазах показались слезы; минуту спустя Балиан обнял Адама.
— Значит, вам удалось вырваться из ада, друзья мои? Слава богу! Нам здесь так нужны отважные мечи и бесстрашные души! Но как вам удалось бежать? Проклятый Саладин с ужасающей жестокостью перебил всех тамплиеров и госпитальеров, как будто имел дело с последней мразью, а не с благородными рыцарями!
— Нам удалось пробраться к озеру и вплавь скрыться от султана, — ответил Тибо, которому не хотелось подробно объяснять все произошедшее. — А как вы оказались здесь, мессир Балиан?
— Саладин отпустил меня, когда я сказал ему, что тревожусь за жену и ее дочь. Должен признать, что он охотно проявляет рыцарские чувства по отношению к дамам.
— И он вас отпустил, ничего не потребовав взамен? — насмешливо блеснув глазами, спросил Адам. — Например, клятвы больше никогда не обращать против него оружие?
Красивое лицо графа болезненно дрогнуло, но взгляд был по-прежнему тверд.
— Да, я и в самом деле поклялся в этом, и готов снести этот позор, но, прибыв сюда, я застал в городе лишь перепуганных стариков, женщин и детей, почти все защитники города погибли или взяты в плен. Однако из деревень, которые разоряют эмиры, пришло множество беженцев, и среди них есть мужчины, которые не хотят умирать или становиться рабами. Они со слезами умоляли меня дать им оружие и научить с ним обращаться. Кроме того... я получил приказ это сделать.
— От кого?
Они втроем шли по улице Гроба Господня. Балиан, не отвечая, молча кивнул, указывая на Гераклия, который, с митрой на голове и посохом в руке, все такой же сверкающий, направлялся к ним.
— Он имеет на это право, поскольку остается патриархом, и, как ни странно, похоже, тяжелое положение в городе пробудило в нем потребность быть хоть чем-то полезным и вполне крестьянское желание сохранить свою землю. Он, наверное, и сам не догадывался, что в нем это кроется. С тех пор как он узнал, что стало с армией, он просто на части разрывается.
Вот так, впервые в жизни, бастарду был оказан этим ненавидевшим его человеком, — которому он платил взаимностью, не в силах забыть о том, какое зло тот причинил Гийому Тирскому, — почти дружеский прием. Гераклий сильно постарел. Его мощная фигура исхудала, из зеленых глаз пропало привычное жестокое и насмешливое выражение, да и глаза выцвели, поблекли. Он искренне обрадовался новоприбывшим и обрадовался к ним почти с теми же словами, что и Балиан:
— Нам очень нужны храбрые воины, чтобы несчастные горожане почувствовали себя увереннее...
И двинулся дальше своей дорогой. Вокруг него тотчас собралась толпа стариков, на которых он раньше никогда и не смотрел, а теперь заговорил с ними и благословил некоторых из них.
— Поверить невозможно! — воскликнул Тибо. — Эти люди идут к нему, будто он — рака с мощами какого-нибудь святого. Что с ним такое случилось?
— Может быть, все дело в возрасте, а может быть, совесть пробудилась? И потом... у него горе!
— Горе?
— Госпожа Аньес умирает сейчас во дворце. Совсем одна! Мне кажется, он все-таки любил ее. Она так много для него сделала!
— А что же Сибилла? Я хотел сказать — королева?
— Нет больше никакой королевы. Горожане едва не растерзали ее на куски, считая виновной во всех их несчастьях. Они говорят, что она украла корону Бодуэна, чтобы отдать ее трусливому глупцу. Хуже того: ее обвиняют в том, что она позволила убить своего сына, маленького Бодуэна. Так что однажды ночью она сбежала вместе со своими придворными дамами и слугами. Ее дворец расположен совсем рядом с воротами Давида. Открыть их было нетрудно, и Сибилла бежала в Яффу, а оттуда отплыла в Акру или Тир, точно не знаю. Больше мне ничего не известно.
Продолжая разговаривать, они дошли до базилики Гроба Господня, где прибывшие хотели помолиться, как делает всякий паломник, добравшись до цели, и всякий житель Иерусалима, возвратившись из долгого путешествия. Они вернулись в Святой город от врат смерти, ничуть не сомневаясь в том, что все-таки обязательно вновь увидят родной город. В полном соответствии с девизом тамплиеров, они ни о чем не просили для себя лично, а молились, во славу Божию, о возвращении мира в королевство, выстроенное вокруг самой священной из всех гробниц... Затем они вошли в крипту королей, чтобы помолиться у мраморной плиты, под которой покоился наконец-то получивший избавление от страданий прокаженный. И в это мгновение Тибо почудилось, будто в его ушах еще звучит измученный голос Бодуэна, звучат слова, которые тот прошептал перед смертью: «Ариана... Изабелла... позаботься о них!»
Когда они снова вышли наружу, площадь, еще недавно безлюдная, была заполнена коленопреклоненной толпой: как и каждый вечер, люди собрались помолиться Спасителю, чтобы Он защитил их город от ярости воинов ислама. Гераклий, стоя перед базиликой и потрясая посохом, серьезно и убежденно дирижировал этой общей молитвой.
— Его будто подменили! — прошептал Тибо.
— Сомневаюсь, — откликнулся Балиан. — Думаю, что он непревзойденный комедиант. Хотя, вполне возможно и то, что он не полностью утратил веру... и страх перед Господом! А теперь отдохните немного, вы, наверное, очень устали, а завтра у нас будет много дел...
И в самом деле, Балиан д'Ибелин, с тех пор как вернулся, обучал управляться с оружием, по их просьбе, всех простолюдинов, способных держать его в руках, а также детей дворян или горожан, которых он посвящал в рыцари в тринадцатилетнем возрасте. Его радовала общая решимость отстаивать город и защищать собравшихся там несчастных беженцев. Благодарение Господу, кладовые цитадели были полны, и голода пока опасаться не приходилось. Кроме того, горожанам не угрожала и жажда, благодаря выходу на поверхность подземных вод Тихона, которые через туннель царя Езекии, прорытый много веков назад, направлялись в Силоамскую купель. Никогда осажденный Иерусалим не сдался бы из-за недостатка воды...
— Располагайтесь в цитадели! — заключил Балиан. — Я и сам там живу, чтобы всегда быть рядом с укреплениями... Нет, — добавил он, отвечая на вопрос, который Тибо не решался задать, — моей жены и ее дочери нет со мной рядом, они по-прежнему живут в доме Ибелинов. Так решила Изабелла. В ней с каждым днем все больше проявляется дочь Амальрика: она хочет оставаться среди своего народа. Онфруа в плену у Саладина, но она, похоже, не очень о нем беспокоится. Ну, увидимся позже!
