Кеннет поднял голову, и его лицо озарилось улыбкой.
– Раз ты можешь шутить, значит, все не так уж плохо, – сказал он, откладывая доску в сторону. – Как ты себя чувствуешь?
– Слабость. – Ребекка провела языком по запекшимся губам. – И очень хочется пить.
Кеннет налил стакан воды и поднес ей ко рту. Ребекка пила долго, пока не утолила жажду.
Почувствовав себя немного лучше, она откинулась на подушки.
– Как долго я находилась без сознания?
– Около десяти часов. Что… что произошло?
Кеннет опустился на стул.
– А что ты помнишь?
Ребекка задумалась.
– Лорд Фрейзер ударил меня кулаком в живот так, что у меня перехватило дыхание и я почти потеряла сознание. Он тащил меня к обрыву, когда из рощи выскочила ваша грозная кавалерия. У тебя был устрашающий вид, капитан.
– У меня есть в этом некоторый опыт.
– Помню, вслед за тобой прискакал папа, затем ты выстрелил из пистолета. Ты убил Фрейзера? С этого момента я ничего не помню. – Ребекка дотронулась до повязки на голове. – Меня задела пуля?
– Нет, она попала Фрейзеру в плечо, но он выпустил тебя и ты упала на землю, ударившись головой о камень. Камень не пострадал, – попробовал пошутить Кеннет. – Доктор говорит, что ничего серьезного. Рана Фрейзера была легкой, но когда он понял, что ему придется отвечать за свои преступления, то бросился с обрыва.
Ребекка мгновенно представила себе летящего вниз головой мужчину.
– Если бы я была святой, то, наверное, пожалела бы его, а так я рада, что он умер. Если бы у меня было ружье, я бы застрелила его сама.
– Лично я хотел бы видеть его на виселице. Перед публикой. Там ему самое место. Но что Бог ни делает – все к лучшему. По крайней мере вам с отцом не придется теперь выступать в суде. – Кеннет посмотрел на огонь в камине. – У меня там греется суп. Хочешь горяченького?
Ребекка кивнула, и Кеннет, подойдя к камину, разлил суп по двум кружкам.
Внезапно в сознании Ребекки проснулось понимание того, что ее мать стала жертвой преступления, а значит, она не покончила с собой.
Элен Ситон не сводила счеты с жизнью из-за того, что демоны терзали ее бедную душу. Они с отцом не виноваты перед ней. Эта мысль принесла Ребекке такое облегчение, что у нее потеплело на душе.
Она взяла из рук Кеннета кружку с протертым картофельным супом и сделала глоток. По телу разлилось живительное тепло.
– А как ты оказался здесь? – вдруг с удивлением спросила Ребекка, только сейчас подумав о его загадочном присутствии в своей комнате.
– Я кое-что обнаружил в дневниках твоей матери и не мешкая примчался сюда. – Глотая суп, Кеннет поведал Ребекке о своих тревогах и о том, с каким беспокойством он мчался в Рэйвенсбек. – А в твоей спальне я оказался после того, как сменил Лавинию, отца и леди Боуден – словом, всех, кто дежурил у твоей постели. Мне посчастливилось – ты при мне пришла в себя.
– Ты сказал – леди Боуден?
– Еще одно событие этого дня: Боуден и твой отец помирились.
– Что?
– Догадываюсь, что леди Боуден сказала своему мужу, что ему пора повзрослеть и что, если он не помирится с братом, она не пустит его в свою постель.
Ребекка улыбнулась, усомнившись, чтобы ее утонченная тетушка могла сказать подобные слова. Может, она и была слишком робкой, но после стольких лет замужества прекрасно изучила своего мужа и сумела подобрать к нему ключик.
– Я так рада. Подозреваю, что папа очень переживал ссору с братом. Всякий раз, когда он говорил о нем, в его голосе звучала тоска.
– Сомневаюсь, что Боуден когда-нибудь по-настоящему верил в виновность твоего отца. Из гордости не мог пойти на примирение первым и затеял это расследование, чтобы иметь хоть какое-то понятие о жизни вашей семьи. Он боялся вслед за Элен потерять и брата.
– Вот тебе классический пример того, что любовь и ненависть суть две стороны одной медали. Может быть, прекрасная идея для картины.
– Так к кому относятся слова о потопе? – спросил Кеннет.
Ребекка допила суп и поставила кружку на прикроватный столик.
– Боуден должен быть доволен результатами твоего расследования, – сказала она.
Кеннет кивнул.
– Он аннулирует закладные. Мне кажется, я этого не заслужил, но Боуден настаивает на выполнении данного пункта нашего договора.
– Ты нашел убийцу и к тому же примирил лорда Боудена с отцом. Думаю, он просто обязан выполнить свое обещание.
– Благодаря ему я встретил тебя, и это самая лучшая награда за мои труды.
Кеннет отставил кружку и склонился над Ребеккой.
– Сейчас, когда мое состояние не позволит бедствовать моей будущей супруге, хочу предупредить тебя, что приложу все силы, чтобы добиться твоей руки. Я обманным путем проник к вам в дом, но, может быть, моя любовь к тебе смягчит твое сердце. Я… я не понимал, как ты мне дорога, пока едва не лишился тебя.
Кеннет достал из кармана кольцо.
– На твоем пальце я обнаружил звено с сердечком и соединил все звенья вместе. Теперь оно снова целое. – Кеннет протянул кольцо Ребекке.
Ребекка смотрела на крошечную золотую вещицу, терзаемая противоречивыми чувствами. Испытывая священный ужас, она отложила кольцо в сторону и попыталась заговорить о другом.
– Что ты рисовал? – спросила она. Шрам на лице Кеннета побелел.
– Я делал кое-какие добавления тушью к тому, что написал акварелью, но картина еще не готова, чтобы ее показывать.
– Я сгораю от любопытства.
Кеннет пожал плечами и взял чертежную доску.
– На этой картине мое самое страшное воспоминание, – сказал он, положив доску Ребекке на колени. – Боюсь, что теперь меня будет мучить новый кошмар: безумец тащит тебя к обрыву.
На акварели Кеннета была изображена выжженная солнцем земля Испании и на ней огромное дерево в три обхвата. Был рассвет, на небе ни облачка, и на фоне этой небесной голубизны отчетливо виднелись тела двух повешенных – мужчины и женщины. Длинные черные волосы, подхваченные ветром, закрыли лицо женщины.
Ребекка сразу поняла, что изображено на картине.
– Смерть Марии, – сказала она.
Кеннет кивнул. Лицо его еще больше осунулось.
– После того как я вместе с группой партизан был захвачен в плен, единственным утешением для меня оставалось сознание, что Мария далеко и с ней ее брат Доминго. На меня надели наручники и повезли в штаб-квартиру французских войск. Мы ехали, пока совсем не стемнело, и только тогда остановились на ночь под высоким деревом. Было слишком поздно, чтобы разжигать костер, и мы, поев хлеба с сыром, закутались в одеяла и улеглись спать. Но я… я никак не мог заснуть. Мне все время казалось, что случилось нечто ужасное, но невозможно было понять, что именно. Я разбудил офицера конвоя и попросил у него разрешения отойти подальше от дерева, всего на каких-нибудь тридцать – сорок шагов. Но мне все равно не спалось. Казалось, леденящей душу жутью пропитан сам воздух. И только когда взошло солнце… я увидел Марию и Доминго.
