– Как ты, например, – догадалась Кассандра. – Ты их постиг.
– Нет, я еще только учусь. Это дело долгое, но оно стоит затраченных усилий. Потому что, видишь ли, хотя я и не управляю Великобританией единолично, это делает палата общин в целом.
Она улыбнулась.
– А я думала, это делает король.
– Нет, мы просто позволяем ему так думать.
Он вынул из кармана часы.
– Ну что ж, любовь моя, пожалуй, нам пора идти. Уже поздно, а я хочу еще кое-что тебе показать.
Услышав это бездумно оброненное «любовь моя», Кассандра почувствовала слабость в коленях. Боль разлуки была почти невыносима. Ей вдруг пришло в голову, что расставаться и терпеть эту боль вовсе не обязательно. Она может остаться с ним, если сама захочет. Кому какое дело? Кто будет знать правду, кроме них двоих да еще Джона Уокера? Риордан ждал, протянув ей руку. При мысли о том, как будет проходить их совместная жизнь, она содрогнулась, балансируя на грани полной капитуляции, но в самый последний миг все-таки отпрянула.
– Филипп, – проговорила она с трудом, – что мы вообще здесь делаем? Зачем ты меня сюда привел? Прошу тебя, пойми, я… мне тяжело. Не вернуться ли нам домой?
Риордан подошел ближе, но не коснулся ее. Его лицо светилось удивительной нежностью, взгляд проникал как будто прямо ей в душу.
– Ты обещала мне два часа, помнишь? – спросил он ласково. – Они почти на исходе. Поверь мне, милая Касс, я не меньше, чем ты, хочу вернуться домой.
Подойдя еще ближе, он опять протянул ей руку.
– Нет, я не прошу, чтобы ты мне верила. Просто идем со мной.
Кассандра помедлила, но в конце концов все-таки взяла его под руку. Они вышли из зала заседаний уже в другой, скудно освещенный коридор, спустились по винтовой лестнице, вырубленной из замшелого камня, прошли еще по каким-то запутанным переходам и наконец остановились у мощных двойных дверей, усеянных медными бляшками. Кассандра вопросительно взглянула на Риордана, но так и не смогла разгадать, что означает выражение его лица. Он распахнул перед нею дверь. Она прошла внутрь, сделала три шага и остановилась. Огонь по меньшей мере сотни поминальных свечей подтвердил ей, что на сей раз перед нею действительно самая настоящая церковь.
– Что это? – прошептала она, запинаясь.
– Нижняя часовня. В наши дни она используется только членами палаты общин для похорон, венчаний и крестин.
Он откашлялся и заглянул ей в глаза.
– Я подумал, что для нашего венчания лучше места не найти.
Нет, невозможно было делать предложение, совершенно не прикасаясь к ней! Риордан взял ее безжизненную руку и глубоко вздохнул.
– Ты выйдешь за меня еще раз, Касс? Я люблю тебя всей душой.
Он притянул ее к себе, приняв ее ошеломленное молчание за нерешительность.
– Выходи за меня, я хочу, чтобы мы состарились вместе. Из тебя выйдет очаровательная старушка.
Она ничего не ответила, но и не стала протестовать, когда он обнял ее и прижался лбом к ее лбу.
– Я безумно люблю тебя, – прошептал Риордан, касаясь губами ее носа. – Я завидный жених, Касс, даже Берк признает, что я честен. А недавно ко мне обратилась группа избирателей из Бакингемшира с предложением баллотироваться от их округа на следующих выборах. Хоть это и кажется невероятным, меня, похоже, ждет большое будущее. Ты скажешь мне «да»? Я готов встать на колени, если это поможет.
Он осторожно стер пальцами слезы с ее лица.
– Я люблю тебя, – повторил он, глядя прямо в ее сияющие глаза. – Я всегда буду тебя любить, даже когда выживу из ума и превращусь в старого козла.
Его голос многозначительно понизился.
– И учти: я никогда не перестану тебя хотеть, потому что буду очень игривым старым козлом – чем старше, тем хуже. Ты не сможешь удержать меня…
– О, Филипп!
Кассандра бросилась ему на шею и спрятала лицо в складках его рубашки. Слов у нее больше не было.
– Это означает «да»? – засмеялся Риордан.
На радостях он крепко обнял ее и оторвал от пола, но тут же ослабил свою медвежью хватку, боясь поломать ей ребра.
– Да! Да-да-да! О, Филипп!
– Слава Богу, что в нашей семье только мне одному платят за красноречие, – ухмыльнулся Риордан, но не выдержал шутливого тона и поцеловал ее со всей накопившейся внутри страстью. – Ты меня любишь, Касс?
– Да, я люблю тебя. Я люблю тебя, Филипп. Я всегда тебя любила.
Она была пьяна от счастья. Как будто плотина открылась у нее в душе, и долго сдерживаемые слова любви полились каскадом.
– Значит, мы поженимся по-настоящему? В этой часовне?
– Да, как только я переговорю с каноником и все устрою. Я уже полдня потратил на поиски, но его нет на месте.
– А скоро это будет?
– Да уж я постараюсь, чтобы это произошло как можно скорее. Нам ведь не нужно заново венчаться, мы только подтвердим наши брачные клятвы в торжественной обстановке, поэтому нам не придется ждать три недели. Не вижу причин, почему бы не сделать это прямо сейчас.
«Подтвердим наши клятвы в торжественной обстановке», – повторила про себя Кассандра, продолжая крепко обнимать его.
– Ты хочешь сказать, что на этот раз нам не придется просто «объявлять о своем желании вступить в брак» [64]?
Риордан не ответил на ее дразнящую улыбку.
– Ты моя жена, Касс. Ты была ею прежде и являешься ею сейчас. Ты мне веришь?
– Сама не знаю, – пробормотала она, облизнув пересохшие от волнения губы. – Может, стоит потребовать от тебя доказательств?
Какой-то неясный звук, похожий на глухое ворчание, вырвался из его горла.
– Что ты себе позволяешь, Касс? Да еще в часовне для членов парламента! Какая разнузданность!
Кассандра чувствовала, что ей море по колено.
– Где же еще иметь дело с членом, как не в его часовне? – спросила она, прижимаясь к нему и с наслаждением замечая, как глаза у него округляются от веселого удивления и ответного желания.
Он еще теснее привлек ее к себе и поцеловал с томительной чувственной нежностью, которая всегда действовала на нее безотказно, потом заставил ее попятиться на два шага, пока она не уперлась спиной в толстую дубовую дверь. Кассандра немного ослабила объятия, чтобы дать ему больше места для маневра, но так и не прервала поцелуя. Ее груди изменили форму в его ладонях. Его язык заполнял ее рот; она откинула голову назад, позволяя ему делать все, что он хочет. Одна его рука сползла ниже, к животу. Когда Риордан прижался к ней и прошептал нечто совершенно непристойное ей на ухо, она поняла, что только его вес, прижимающий ее к двери, не дает ей соскользнуть на пол.
И еще ей стало ясно, насколько они близки к совершению святотатства. Собрав всю свою волю, Кассандра отодвинулась и прошептала ему на ухо:
