– Вы уж простите меня, госпожа, если я позволю себе не согласиться.
– Не прощу, – отрезала она уже без улыбки и сменила тему: – Как Аделиза?
– Хорошо. У нас родился еще один сын, Годфри. – Помолчав немного, он добавил: – Моя жена все время молится за вас.
– Так же, как я за нее. Я напишу ей, как только это будет возможно.
Вилл поморщился украдкой.
– Стоит ли игра свеч? – спросил он.
Матильда тяжело вздохнула:
– Я знаю, вы никогда не откажетесь от клятвы, принесенной Стефану, но что, если его больше не будет? Признаете ли вы вашим господином этого недоросля Эсташа? Или присягнете моему сыну?
Вилл внимательно смотрел на эту женщину, сидящую у огня, всю продрогшую, с темными кругами вокруг глаз. Он не разделял ее убеждений, но отдавал должное ее твердости и отваге.
– Это будет зависеть от того, каким человеком он станет. И то же самое касается Эсташа.
– Но вы подумаете об этом?
– Да, госпожа, и очень серьезно. – Он поклонился и повернулся, чтобы уйти, но на пороге остановился, разрываясь между чувством долга по отношению к Стефану и ответственностью за Матильду – все же она приходится падчерицей его жене. Не успев одуматься, он произнес: – Если вам это необходимо, возьмите из стойла трех моих коней. Рыжий очень вынослив, на него вы можете сесть вдвоем, гнедой с белой звездочкой тоже крепкий, а серый кусается, но дело свое знает.
– Благодарю вас. – Ее глаза подернулись влагой, но смотрели на Вилла с грозным предупреждением: вы ничего не заметили.
– Это единственное, чем я могу вам помочь.
Матильда взяла себя в руки:
– Я также взываю к вашей доброй воле и во имя моего родства с вашей женой прошу вас вступиться за моих людей, оставшихся в крепости.
– Сделаю все, что от меня зависит.
Затем Д’Обиньи вернулся в гостевой дом. Когда его спутники кинулись расспрашивать, что случилось, он отделался общими фразами и завалился на свой тюфяк спиной к остальным.
Утром императрица и ее малочисленная свита покинули аббатство. Снег засыпал все тропинки, кроме тех, что натоптали монахи, ходившие ночью из дортуара в церковь. Если бы не исчезновение из конюшни рыжего жеребца и двух меринов, гнедого и серого, Вилл подумал бы, что все это ему приснилось. Но раз это не так, ему предстоял долгий и утомительный путь в Оксфорд.
Уоллингфорд, декабрь 1142 года
Матильда поникла в седле. Все тело закоченело и ныло от усталости. Казалось, промерзла каждая косточка. Целую ночь они пробирались сквозь падающий снег, чтобы успеть из Абингдона к Уоллингфорду до рассвета. Час назад снегопад прекратился, и теперь в сером свете утра можно было разглядеть на востоке желтоватую полоску горизонта. Кругом царили однообразие и покой, лишь хруст снега под копытами лошадей да звон упряжи нарушали тишину.
Наконец на фоне рассвета стали вырисовываться беленые стены и деревянные башни Уоллингфордского замка, словно вышивка на льняном полотне. Увидев их, Матильда почувствовала облегчение, но к нему примешивалась горечь: хоть замок и надежное укрытие, она здесь не по своей воле – сюда ее привели неудачи и крушение надежд.
Из крепостных ворот навстречу путникам выехал герольд, чтобы приветствовать гостей и узнать, кто почтил замок своим присутствием. Матильда подумала, что они, должно быть, представляют собой довольно дикое зрелище – по двое на конях, укутанные в белые простыни. Как только герольд узнал их, он вскинул рог, трижды протрубил, и стражники поспешили открыть ворота.
Когда Матильда въезжала в замок, челядь расчищала дорогу от выпавшего ночью снега. Конюх расторопно принял у нее поводья. Де Богун спешился и хотел было помочь ей сойти с лошади, но его опередил Бриан.
Матильда ощутила, как крепко он обхватил ее, чтобы спустить на землю, и на мгновение они оказались близко друг к другу, словно любовники. Потом он отступил назад, отстраняясь от нее, но их дыхание все еще смешивалось в морозном воздухе.
– Госпожа, не знаю, почему вы здесь, но благодарю Господа за то, что вижу вас. Слава богу, вы в безопасности! – Опустившись на колено, он склонил голову.
Матильде хотелось зарыдать, но, собрав последние силы, она справилась с эмоциями. Те, кто стоял позади Бриана, тоже преклонили колена, и в этом промозглом крепостном дворе, в котором тут и там высились сугробы, а дорожки застелены грязной соломой, она была королевой.
– Все здесь преданы вам, – сказал Бриан, словно прочитав ее мысли.
Снова посыпались мелкие снежинки. В его глазах она видела надежду, и муку, и все то, что они так долго не могли сказать друг другу. Она покачнулась.
– Я хочу поскорее согреться. – Ее голос задрожал.
Он спохватился:
– Пройдемте внутрь. Я тотчас же пошлю гонца в Сайренсестер к милорду Глостеру. Он еще не выступил к Оксфорду.
– Это уже не нужно, – устало произнесла Матильда. – Слишком поздно, замок сдан.
– Тогда как же вы…
– Не знаю. – Она часто заморгала и стала тереть лоб. – Боже мой, Бриан, я не знаю.
Бриан подозвал жену, та протиснулась сквозь толпу и присела в реверансе.
– Госпожа, – обратилась она, – позвольте, я провожу вас в удобные покои.
Матильда, с трудом переставляя ноги, проследовала за леди Уоллингфорд в комнату на верхнем этаже изящной деревянной башни. В очаге разгорался огонь, даря тепло, у противоположной стены стояла кровать с мягким покрывалом в красно-зеленую полоску, поверх лежало шелковое стеганое одеяло. Приятный запах ладана и пчелиного воска наполнял комнату. На многочисленных полках теснились свитки и пергаменты, перевязанные лентами, были и книги. У окна, куда падал свет, стоял пюпитр.
– Это самая теплая комната в замке, – пояснила Мод. – Надеюсь, вам здесь будет удобно, госпожа. – Она смотрела на Матильду настороженно.
Матильда хотела просто повалиться на кровать и уснуть, но не могла сделать этого в присутствии жены Бриана.
– Я вполне довольна, – ответила она.
Прибежала служанка со свежим хлебом и горячим вином. Мод велела поставить еду около кровати. Другая служанка принесла кувшин с горячей водой и полотенце.
– Вам лучше снять мокрые сапоги, а то заболеете, – посоветовала Мод, поцокав языком. – Пожалуйста, садитесь.
Это напомнило Матильде ее старых нянек. Женщина обращалась с ней почтительно, но проявляла властность, и, не считая золотой броши на платье, была одета как простая крестьянка. Повернувшись спиной, жена Бриана взялась за ноги Матильды, чтобы стащить с нее обувь, она кряхтела и дергала изо всех сил, и в конце концов сапоги были сняты.
Затем Мод, опустив очи долу и чопорно сомкнув губы, со знанием дела вымыла закоченевшие ноги Матильды теплой водой. Потом принесла домашние туфли из овчины, нагретые у очага.
