– Матерь Божья! Я так больш» не могу! – простонала девушка. – Я не доживу до рассвета… Когда же мы наконец приплывем?
Майсгрейв вздохнул.
– Сожалею, но наше плавание только началось. Пес говорит, что утром мы увидим берег Нормандии.
Он проводил Анну в каюту и, возвратившись, заметил, что матросы чем-то встревожены. Со стороны английского берега показались три громадных парусника. Филип подошел К капитану. В это время с одного из преследовавших кораблей раздался пушечный выстрел. Капитан Пес только крепче сжал штурвал.
– Черта с два! – вскричал он. – Вы видите, что творится, сэр? Это военные суда из Дувра, и они требуют, чтобы мы остановились. Неужели эти остолопы решили, что я подчинюсь их приказу и лягу в дрейф? Нет уж, клянусь кровью Христовой и сатаной! Мне вовсе не хочется, чтобы по приказу сиятельного горбуна Глостера мне надели на шею пеньковый галстук.
Капитан захохотал, а затем крикнул матросам:
– Эй вы, дохлые устрицы! Ну-ка, пошевеливайтесь! Живо поднять фок и бизань! Кажется, ветер меняется, и сейчас мы полетим на всех парусах.
Его голос гремел, перекрывая свист ветра и гул моря. Матросы, выполняя команду, метались по вантам.
Майсгрейв покосился на Джефриса. Лицо капитана в сумерках казалось зловещим, однако во всем его облике, в том, как он управлялся с рулем, как отдавал команды и хохотал, запрокинув узкую голову, было нечто необыкновенно привлекательное, Пес был в своей стихии, и рыцарь невольно проникся к нему уважением.
– Нас могут настичь? – спросил он.
– Это одному Богу известно. Ведь это боевые корабли, и парусность у них больше, чем у нас. Впрочем, осадка у них Маловата, и это мешает им маневрировать в такую погоду.
Филип посмотрел ему в глаза.
– Если понадобится, я готов Предложить свои услуги. Джефрис, налегая на руль, окинул его взглядом с ног до головы.
– Вы когда-нибудь бывали в море, сэр?
– Нет, впервые.
– Что ж, тогда нам может пригодиться только ваша сила. – Капитан с осторожностью потер левую скулу.
Все это время Анна оставалась в каюте, поминутно с ужасом ощущая, как ее вместе с кораблем то подбрасывает к небесам, то швыряет в бездну. Девушка лежала, распластавшись на кушетке, над ее головой раскачивалась подвешенная к потолку серебряная лампа. Язычок пламени едва разгонял мрак. Пляшущие на стенах тени раздражали девушку. Голова раскалывалась, и по-прежнему мутило. Откуда-то сквозь свист ветра и скрип корабельных снастей долетало испуганное ржание Кумира. Анна вспомнила, что его увели куда-то под палубу, а когда качка усилилась, подвесили на широких лямках так, что копыта едва касались настила.
«Бедный Кумир! Ему так же худо, как и мне. И угораздило же нас оказаться на этой посудине!..»
Она вспомнила бешеную скачку вдоль Темзы, вспомнила, как покатилась с убитой лошади и ушиблась, как на миг у нее пресеклось дыхание, едва не воочию она увидела лязгающих железом ратников, что во весь опор неслись за ними, и корчащееся на копьях тело Фрэнка. Нет, ей следует благодарить Всевышнего за то, что они оказались на «Летучем» и все дальше и дальше уходят от враждебных берегов Англии.
Корабль скрипел и кренился с борта на борт, и Анна со страхом вслушивалась в эти звуки, пока не уснула беспокойным сном, сквозь который по-прежнему ее донимала качка.
Когда она проснулась, сквозь мутные иллюминаторы в каюту вливался белесый свет. На столике подле кушетки Анна обнаружила завтрак, при одном взгляде на который ей снова стало дурно, и она вылетела на палубу.
День занялся серый и ветреный. Над головой полоскались паруса. Однако качка ослабела. Прямо на палубе вповалку спали несколько человек, среди которых был и сморенный усталостью Майсгрейв. Однако капитан Джефрис по-прежнему вел корабль, не отходя от руля. Девушка приблизилась к нему.
– Шторм закончился?
– Какой шторм? Вы шутите, леди Анна! Это был всего лишь легкий бриз, клянусь челюстью акулы и хвостом сатаны… О, простите ради Бога, миледи! Я, право, очень устал и зол, как… Он хотел что-то добавить, но прикусил язык, опасаясь снова сморозить что-нибудь неподобающее.
– Когда мы будем во Франции?
– Клянусь святым Георгием, и мне бы хотелось это знать. Взгляните туда, миледи.
Анна оглянулась. Три больших парусника шли параллельным курсом с южного борта.
– Что это?
– Это корабли, которые Йорки выслали в погоню. Я даже узнаю тот, что идет первым. Это прекрасная четырехмачтовая каравелла «Святой Эдуард».
Глаза Анны расширились. Она-то думала, что мучительная гонка наконец завершена, а оказывается, ей нет конца и на море! Дева Мария, где же предел?
Капитан Пес между тем говорил:
– Я думал, что за ночь мы сумеем оторваться от них, ведь «Летучий» не уступает ни одной из этих посудин. Мы неслись, как стрела. Они же, поняв, что не смогут нас настигнуть, пошли по ветру, а затем повернули на запад, отрезав путь к материку. Теперь они оказались между нами и Францией, и, едва только мы изменим курс, непременно столкнемся с ними нос к носу, и нас изрешетят ядрами, как старое ведро.
– Как же нам быть? Пес дернул плечом.
– Все в руках Божьих. Я думаю, что либо мы сумеем оторваться от них, либо им надоест преследовать нас.
Однако вопреки его упованиям весь этот, да и в последующие дни военные каравеллы шли тем же курсом, не отставая ни на кабельтов и не собираясь пропускать «Летучий» к материку. На четвертый день они миновали мыс Лизард в подгоняемые легким ветром, продолжали двигаться на запад то есть в открытый океан.
Капитан Пес грозил в сторону преследователей кулаком:
– Дьявольское отродье, или вы отстанете от нас, или I, клянусь брюхом акулы, я увлеку вас за собой на край света… Анна сидела на капитанском мостике и грызла моченое яблоко. За эти дни она свыклась с качкой и теперь чувствовала себя так, будто провела на море большую часть жизни.
Матросы «Летучего» с любопытством поглядывали на нее. Привыкшие принимать на своем корабле блистательную королеву, они поначалу просто не знали, как вести себя с этой стриженной как мальчишка принцессой в сапогах и куртке, прибывшей так неожиданно на корабль в сопровождении всего лишь одного рыцаря. Им было известно, что ее разыскивают в Англии, но они не могли взять в толк, чем всполошила все королевство эта смешливая зеленоглазая девчонка.
Анна чувствовала себя совершенно в своей тарелке. Она привыкла к обществу простых ратников и поэтому запросто заговаривала с матросами, расспрашивая о море, о ветрах, о названиях снастей, а порой, когда рядом не было Майсгрейва, и о королеве Элизабет. Матросы вскоре тоже привыкли к дочери Делателя королей и даже шутили с ней.
