Когда они ели, за столом было тихо. Лиза чувствовала себя немного лишней, но Мередит настояла, чтобы она ела с ними. Следующие несколько недель они проведут вместе, и этот ужин был началом, первым шагом к череде многих шагов. Но сразу после еды сестра Мередит извинилась и ушла, сославшись на усталость.
Квинн посмотрел ей вслед. Софи перекрасила волосы Лизы в рыжеватый цвет, и Лиза с Мередит стали, как никогда, похожими. Лиза была красивой женщиной, уравновешенной, но в то же время выделяющейся какой-то заметной печалью, вызывавшей в мужчинах желание защитить ее. С другой стороны, Мередит была упрямой, уверенной, непреклонной, отчаянной, безрассудной, в ее золотистых глазах часто светился вызов, прямота, а рот был иногда дразнящим, иногда зовущим.
Но он не отклонился, когда она прислонилась к нему и стала гладить его руку, спуская курок всех потребностей и изысканных чувств, от которых он так долго пытался удержаться. Он подумал о гробе над головой, который ждал его завтра, но от этого его желание только усилилось.
Конечно, какое могло быть уединение, когда Кэм и Дафна находились в той же комнате, чему Квинн был отчасти рад, и от чего в то же время очень страдал. Квинн не знал, как долго обнимал Мередит, прежде чем ее дыхание стало ровным; он понял, что она уснула. Он положил Мередит на кровать, а сам лег рядом. На соседней кровати спали Дафна и Кэм.
Вот и все, что они могли позволить себе этой ночью.
Квинн подумал о том, может ли что-нибудь сравниться с тем чувством, которое испытываешь, слыша, как заколачивают над тобой крышку твоего собственного гроба.
Он пытался как-нибудь приготовиться к этому, но память продолжала возвращаться к другим тесным местам, где ему довелось побывать, — клетка на корабле, который вез их в Австралию, яма с водой и другие такие же мучительные тесные помещения.
Каждый удар молотка вызывал новое воспоминание, и ему пришлось сдерживать себя, чтобы не заколотить в крышку гроба и не потребовать, чтобы его освободили. Это единственный способ выбраться из Каира, повторял он себе. Выбора нет!
От соглядатаев Софи он знал, что при обысках по привычке открывали ящики, тюки и бочонки. Он рискнул понадеяться, что предрассудки и страх удержат обыскивающих от вскрытия гробов. Еще он надеялся, что никто не заподозрит двух сестер в трауре, одна из которых была блондинкой, а другая — рыжей. Лиза сказала, что Маршалл Иване и не подозревал, что у нее есть родственники, а Мередит никто не смог бы опознать на ферме Иванса.
Квинн, как мог, постарался застраховаться от глупых случайностей. Но все же держал под рукой пистолет, который дала ему Софи. Другой такой же был и у Кэма.
Но, черт возьми, следующие часы будут просто мучением!
Крышку прибили, и Квинн почувствовал себя полностью отрезанным от мира, хотя понимал, конечно, что сможет при необходимости вырваться. Большинство гвоздей, скреплявших гроб, были только шляпками, посаженными на клей. Только шесть из них держали крышку, чтобы вся конструкция не рассыпалась невзначай.
Он почувствовал, как гроб подняли и погрузили на повозку, которая доставит их к причалу. Всю бесконечную, как ему показалось, дорогу его трясло и подбрасывало в гробу. Наконец повозка остановилась, и Квинн напрягся, почувствовав, как гроб опять поднимают, на сей раз, похоже, люди, которые и не подозревают о живой начинке. Он попытался успокоиться, но, когда гроб поставили на палубу, чувствовал себя совершенно разбитым. И в то же время он был рад, что, в конце концов, оказался на катере. Он услышал голоса, грубые и злые, а затем наступила тишина.
Квинн старался успокоить бешено стучащее сердце. Закрой глаза, твердил он себе, потому что держать их открытыми, значило видеть тьму, над которой он был не властен. Странно, что только зажмурившись, он чувствовал, что может держать себя в руках. Он ждал, что его атакуют кошмары, но ничего такого не случилось. Вместо этого он увидел Мередит — маленькой девочкой она взмывала в небо на качелях, а потом — взрослой женщиной с нелепой прической на “Лаки Леди”. Была Мередит, обрамленная радугой, подозрительный, но и полный страсти взгляд Мередит, когда они впервые поцеловались. А потом появилась Мередит, какой она была на борту “Звезды Огайо”, — золотистые волосы разметаны по подушке, руки протянуты к нему.
Он опять почувствовал движение — катер отходил от причала. Получилось!
Квинн улыбнулся. Он знал, что Мередит убедит всех; их тщательно подготовленный обман — сама реальность. Она может сделать что угодно, быть кем угодно — глупышкой, дамой, лакеем, художником, вдовой. Возлюбленной.
Возлюбленная!
Как хорошо было чувствовать ее вчера в своих объятиях! Словно она всегда должна быть там. Образы Мередит проносились перед его внутренним взором, сменяя друг друга, вытесняя кошмары, которые так долго его не отпускали. С чем-то, близким к изумлению, он понял, что яркие, счастливые воспоминания смыли горечь из его памяти.
— Они, должно быть, проскользнули мимо вас, — бушевал Тэд Кэррол.
Шериф с явным недружелюбием смотрел на братьев Кэррол. Он был уже сыт ими по горло, сыт их проклятыми требованиями и угрозами.
— Я выполнил свой долг, черт побери, — сказал он, — я обыскал каждый тюк, который прошел мимо меня через Каир, и только зря потерял время. Я больше не собираюсь задерживать движение по реке ради вас.
— Ваша работа — ловить беглых рабов и воров.
— Я сделал все, что мог! Они, наверное, тогда утонули. Вы же говорили, что один из них ранен.
— Тогда где же девчонка? Шериф пожал плечами.
— Разрази меня гром, если я еще буду помогать вам зарабатывать эти вонючие деньги.
Тэд Кэррол, одна рука которого была на перевязи, смотрел на одного из добровольцев.
— Вы уверены, что все обыскали?
Шериф повернулся к своим людям. Они кивнули. Один из них на всякий случай добавил.
— Каждую чертову коробку и сумку, кроме гробов, конечно.
— Гробов? — повторил шериф.
— Да, вдова сказала, что ее отец и муж умерли от лихорадки. Будь я проклят, я и не собирался их открывать. Ниже по Миссисипи началась холера…
— Вдова? А как она выглядела? — спросил Тэд Кэррол.
— Ничего похожего на ваше описание. Она была блондинкой. А ее сестра рыжая.
— Куда они поехали?
— Они назвали маленький порт в пятидесяти милях отсюда, а затем на похороны в Индианаполис.
— Дурак, — сказал Джон Кэррол, — ты когда-нибудь слышал, чтобы кого-нибудь везли хоронить так долго?
Шериф выпрямился. Доброволец выпрямился.
— Если бы это были мой папа и жена, я бы и сам повез. Шериф неодобрительно смотрел на него.
— А вдовушка — хорошенькая.
