После концерта избранные, а в их числе и гости Собянина, были званы в банкетный зал, где уже собралось довольно много приглашенных. Соня немедленно растворилась в толпе, переходя от группы к группе и явно продолжая свои поиски. И Санников, пытаясь угадать, кого она ищет, принялся расспрашивать Собянина о тех, кто привлек его внимание — тех, к кому подходила Соня, но он все время ошибался: два лица, отмеченные проявленным к ним Соней интересом, оказались репортерами, еще один — критиком, а другой — консерваторским педагогом и по совместительству чиновником Музыкального общества. Наконец, в ответ на следующий вопрос Санникова об очередном незнакомце в группе окружавших гастролера людей Собянин пожал плечами и сказал — наверное, кто-то из голландцев. Молодой человек был очень красив — черные волнистые волосы, обрамлявшие белое лицо, на котором картинно выделялись дюреровские тонкие усики и гладкая острая бородка, и Санников вздохнул с облегчением: незнакомец был слишком похож на все прежние привязанности Сони и вряд ли мог представлять для него серьезную угрозу. Но потом мимоходом выяснилось, что молодой человек — сын того самого ювелира, одарившего Собянина портсигаром, а Ван Хельсингом звали невысокого белокурого мужчину, все время стоявшего к Санникову спиной. И когда, дабы рассмотреть его, Павел Васильевич, обошел группу голландцев и разглядел-таки человека, которому принадлежало столь надоевшее за эти дни имя, Санников понял — все, вот и сказке конец.
Ван Хельсинг не блистал красотой — его внешность была ничем не примечательна, за исключением разве что удивительной синевы зрачков, которую он старательно прятал, часто опуская взгляд, чтобы не беспокоить собеседника его проницательностью. Говорил он негромко, но по тому, с какой непринужденностью этот человек переходил с родного языка на русский, а потом на французский и немецкий, при этом не бравируя, но явно демонстрируя свое знание итальянского, Санников оценил образованность незнакомца и его умение легко находить темы для общения с самыми разными людьми. Но вместе с тем он заметил, что Ван Хельсинг ни в одной группе приглашенных долго не задерживался, входя в каждый новый круг естественно и исчезая из него без последствий для разговора. Его волнение Санников, осторожно и издалека наблюдавший за голландцем, заметил лишь однажды и сразу же догадался — Ван Хельсинг увидел Соню и заторопился уйти. Такой поворот событий Санникова удивил — он знал: обычно за княжной вереницею ходили поклонники, но чтобы тот, кому она уделила внимание, бежал от нее?
И здесь Санников заметил, что уловка голландца не удалась, — их с Соней пути пересеклись, и Ван Хельсинг вынужден был приветствовать княжну. После чего они уединились в одной из ниш в коридоре перед залом, где присели на банкетку: по ходу голландец остановил проходившего мимо официанта с шампанским и, сняв с подноса для Сони фужер, подал ей его, а потом они стали разговаривать.
Санников, покрывшийся румянцем от неприятного ощущения непривычной ему роли соглядатая, посматривал на них из-за колонны при входе в зал и с каждой минутой проникался все большим негодованием. Со стороны общение Сони с голландцем напоминало знаменитую пушкинскую сцену первого объяснения Татьяны и Онегина, и к моменту ее завершения Санников преисполнился к голландцу столь сильного негодования, что с трудом удерживался от вмешательства в его разговор с Софьей Петровной. А когда тот, оставив побледневшую Соню в одиночестве и с глазами полными слез, поднялся и направился к выходу, Санников бросился следом, и, опередив его, сбегая по лестнице, вышел вперед.
— Послушайте, — воскликнул Санников, преградив голландцу путь, — хотя мы и не знакомы, но мне известно ваше имя, господин Ван Хельсинг, и я намерен, представившись вам — Павел Васильевич Санников, литератор — добиться от вас объяснения, что за отношения связывают вас и княжну Долгорукую, и почему вы позволяете оставлять ее в слезах и отчаянии?
— Вы сказали, ваше имя — господин Санников? — улыбнулся голландец, ни на секунду не утративший самообладания. — Однако я не понимаю, почему оно дает вам право вмешиваться?
— Это право дано мне семьей княжны, которую я поклялся им оберегать, — не без гордости объявил Санников.
— Так вы — дуэнья? — усмехнулся голландец.
— Так вы пытаетесь меня оскорбить? — побледнел Санников, но голландец немедленно и вполне решительно остановил его:
— Нет-нет, вам не удастся спровоцировать меня! — покачал он головой. — Княжна — вполне самостоятельная молодая женщина и может сама отвечать за свои поступки.
— Хотите сказать, что не вы, а она преследует вас? — нахмурился Санников.
— Преследует? — снова улыбнулся Ван Хельсинг. — О нет! Но отчасти вы правы — Софья Петровна выказала мне определенные знаки внимания, которые я не могу ввиду целого ряда обстоятельства принять. А потому я счел своим долгом сказать ей об этом, и, переговорив с княжной, вы сможете в том убедиться.
— Значит, у вас нет намерения вскружить ей голову? — с присущей ему прямотой спросил Санников.
— Единственное мое желание — избежать этого, — кивнул Ван Хельсинг и добавил: — И я буду вам невероятно признателен, если вы со своей стороны объясните княжне мою позицию. Я не хотел бы умалить ее самолюбия, но для всех было бы лучше, если бы она полагала, что на самом деле я просто не считаю ее привлекательной для себя — ни для случайной связи, ни для более долгих и прочных отношений.
— Вы считаете, так просто убедить влюбленную женщину, что она отвергнута? — с сомнением покачал головой Санников: голландец не развеял его подозрений — он даже и представить себе не мог, что Соня кому-то могла быть неинтересна!
— Я сделал все, что мог, — равнодушно пожал плечами Ван Хельсинг. — Однако я вижу, что ваши чувства к княжне — глубокие и искренние, так убедите же ее очнуться от романтических грез, скажите, что я уехал сегодня, вернулся в Голландию тотчас же после банкета. Уверен, она скоро переменит свое настроение и благополучно забудет и меня, иэту случайную встречу.
— Так вы не любите ее? — с надеждой в голосе спросил Санников и понял, что ошибся — голландец вдруг поднял на него свои изумительные синие глаза и тихо сказал:
— Послушайте, господин Санников, судя по всему, вы знаете княжну много лет и прекрасно понимаете, насколько она — удивительное и прелестное существо. Да вы, как я вижу, и сами попали под власть ее обаяния, но в ближайшее время мне предстоит довольно опасная экспедиция, и я не хотел бы обременять себя новыми знакомствами, а тем паче — личными обязательствами.
