— Скажите, милейший барон, что сегодня происходит с вашими гостями? — спросил граф Ранек старший, останавливая проходившего мимо хозяина. — Все как будто ждут чего-то. Кто-нибудь должен приехать или вы нам готовите какой-нибудь сюрприз?
— И то, и другое, вероятно! — с несколько натянутой улыбкой отвечал барон. — Однако этот Гюнтер хочет разыграть из себя важную особу, заставляя нас ждать.
Граф внезапно вскочил со стула, точно его ударили.
— Кто, кто? — нетерпеливо спросил он.
— Наш сосед из Добры. Вы ведь знаете, что я пригласил его сюда?
Граф Ранек отступил на несколько шагов и смерил хозяина с головы до ног негодующим взглядом. Светское, любезное выражение его лица сменилось холодно-величавым, и он сухо произнес:
— Нужно сознаться, барон, вы слишком многого требуете от своих гостей.
— Господи, да разве вы этого не знали? — удивленно воскликнул Бранков. — Я пригласил Гюнтера по особенному желанию высокочтимого господина прелата.
— Моего брата? — недоверчиво переспросил Ранек.
— Именно! По собственной инициативе я никогда не сделал бы ничего подобного, — ответил барон. — Прелату так хотелось видеть Гюнтера, что он согласился приехать ко мне лишь при условии, что я приглашу нашего нового соседа. Признаюсь, мне это было очень неприятно, но я не мог не выполнить желания отца настоятеля.
Граф стоял неподвижно, словно мраморное изваяние. Барона Бранкова отозвали куда-то. Тогда Ранек, не скрывая своего негодования, направился к брату, чтобы потребовать объяснения его странного поступка.
— Ты знаешь, что здесь ждут приезда Гюнтера из Добры? — резко спросил он.
— Конечно! — невозмутимо ответил прелат.
— Бранков уверяет, что приглашение было послано по твоему желанию, неужели это правда?
— Да, правда!
— Ну, тогда я совершенно отказываюсь понимать тебя! — со сдержанным гневом воскликнул граф и топнул ногой, так что его шпоры зазвенели.
Прелат слегка пожал плечами и обычным спокойным тоном проговорил:
— Ты знаешь, что у меня есть причины познакомиться с этим человеком. Я должен был увидеть его, чтобы получить представление о нем и о том, на что он способен. Свидание с ним, как ты понимаешь, невозможно ни у меня в доме, ни у него. Вот я и избрал нейтральную почву — дом барона Бранкова.
— Ты, как всегда, все объясняешь высшими соображениями, — с горечью заметил граф, — забывая лишь одно — что этим приглашением мы открываем Гюнтеру дорогу в наш круг, который до сих пор был недоступен для него. Ты подаешь очень опасный пример и, несомненно, вызовешь всеобщее недовольство.
— Ты так думаешь? — с насмешливой улыбкой произнес прелат, окидывая беглым взглядом собравшихся. — А я боюсь совершенно другого. Все сгорают от любопытства, ведь всем хотелось видеть богатого соседа, но никто не решался сделать первый шаг. Теперь все будут ссылаться на мой авторитет и в душе почувствуют ко мне благодарность за то, что я удовлетворил их любопытство и вывел из неловкого положения.
— Кому что нравится! — холодно возразил граф. — По крайней мере, ты понимаешь, что ни я, ни моя семья не можем знакомиться с подобным господином? Уж не взыщи, мы будем в стороне. Я терпеть не могу лиц, вторгающихся не в свой круг!
— И у тебя никогда не было симпатий вне твоего круга? — тихо, но насмешливо спросил прелат.
— Ты, брат… — весь вспыхнув, вскрикнул граф.
Но настоятель успокаивающим жестом остановил его.
— Тише, тише, Оттфрид, не забывай, что мы не одни, на нас смотрят. Мне не нравится твоя непоследовательность, поэтому я и напомнил тебе о прошлом. Между прочим, я привел Бенедикта. Ты еще не видел его?
Прелат знал, чем успокоить брата. Выражение лица графа сразу смягчилось, как только он увидел монаха, стоявшего в некотором отдалении.
В эту минуту к отцу и дяде подошел молодой граф.
— Ну, как тебе нравятся наши тихие горы после столичной жизни? — спросил прелат племянника.
На равнодушном лице Оттфрида выразилась скука; он как будто хотел сказать, что и там, и тут ему все одинаково надоело, но, зная, что дядя не любит, когда он разыгрывает роль пресыщенного жизнью, ответил лениво-усталым тоном:
— Во всяком случае они вносят некоторое разнообразие! Не могу, однако, сказать, чтобы родина гостеприимно встретила меня. Вчера, когда я проезжал нижний мост, ведущий в горы, моя лошадь вдруг без всякой видимой причины остановилась, и ее ни за что нельзя было заставить двинуться вперед. Когда же я, наконец, хорошенько пришпорил ее, она взвилась на дыбы и сбросила меня. К счастью, я отделался только ушибом. Старый Флориан, сопровождавший меня, утверждает, что Альманзор увидел что-то ужасное, предвещающее беду. Старик страшно суеверен.
Молодой граф рассказывал эту историю, смеясь, но его отец озабоченно нахмурил брови.
— Все несчастье произошло от того, что ты всегда скачешь как безумный, — заметил он, — хотя знаешь, что это тебе запрещено и что ты должен больше заботиться о своей безопасности.
Граф Ранек скользнул взглядом по бледному лицу сына, но в его взгляде не было и тени той нежности, с которой раньше он всматривался в другое бледное лицо. Да и в тоне, которым он говорил с Оттфридом, скорее слышался упрек, чем сердечная тревога.
— Вот еще что, Оттфрид, — вдруг прибавил он, как будто только что вспомнив одну вещь, — я хотел воспользоваться сегодняшним вечером, чтобы сблизить тебя с отцом Бенедиктом. Ты ведь помнишь его?
— Отца Бенедикта? Нет! — равнодушно ответил Оттфрид.
— Неужели ты забыл мальчика Бруно? — вмешался в разговор прелат. — Помнишь, он часто приходил к нам в дом, когда учился в столичной семинарии?
— Ах, да, да, — вдруг вспомнил Оттфрид, — это молодой человек, воспитывавшийся и учившийся на папин счет! Как же, помню. Робкий, глупый мальчишка, с которым невозможно было ни играть, ни разговаривать. Папа осыпал его благодеяниями, а он выказывал очень мало благодарности за это. Его нужно было тащить к нам в дом чуть ли не насильно. Невыносимое существо!
Прелат с легкой насмешкой взглянул на брата, у которого вспыхнула на лбу и мгновенно исчезла красная полоса.
— Я вообще не понимаю, почему у папы явилась мысль дать мне такого товарища, — продолжал Оттфрид, высокомерно подняв голову. — Он наверно был сын какого-нибудь служителя одного из наших имений.
— Кем был отец Бенедикт раньше, тебе нет дела, — с еле сдерживаемым гневом возразил Ранек. — В настоящее время он равен нам всем, так как состоит членом того же духовного общества, в котором твой дядя занимает почетное место. Я требую, чтобы ты относился к нему с уважением, которого он заслуживает как человек и духовное лицо. Отец Бенедикт вполне оправдал надежды, которые я возлагал на него, отдав в семинарию. Я непременно желаю, чтобы он был твоим духовником, пока мы живем здесь, и уверен, что теперь вы ближе сойдетесь, чем тогда, когда были детьми.
