– Не могу сказать, сэр. Герцогиня… необычная женщина, – ответил дворецкий и поджал губы.
– Необычная?
– Э-э… чувствительная, ваша светлость, – пояснил Коггинз.
– А-а! – Гарет сбросил куртку. – Вы хотите сказать, что она не отказывает себе ни в чем. Что ж, отлично. Не мое дело переделывать ее. Итак, в утренней гостиной через… восемнадцать минут.
– Восемнадцать? – эхом повторил дворецкий.
– Да, Коггинз, – Гарет бросил жилет на кровать, – потому что время – деньги. И пришла пора всем здесь это усвоить.
Гейбриел в страхе прижимался ухом к замочной скважине. Зейде плакал. Но мужчинам не полагалось плакать, и Зейде сам так говорил по меньшей мере раз в неделю.
– Пропало, Рейчел, все пропало! – всхлипывал он. – О-о ужас! Тысяча проклятий на их голову!
– Н-но они английские джентльмены, – прошептала бабушка. – Они должны заплатить. Обязаны.
– Что, из Франции? – с горечью в голосе откликнулся дедушка. – Пойми, Рейчел, их нет. Они разорены. Мы лишились всего – и боюсь, даже дома.
– Нет! – задохнулась бабушка. – О, только не моего дома! Малахия, прошу тебя!
– Неплатежеспособные не могут жить в Финсбери-Серкус, Рейчел. Нам лучше всего снова снять лачугу в Хаундсдиче.
– А майор Вентнор? – спросила бабушка. – Не сможет ли он помочь нам?
– Помочь! Помочь! Рейчел, здесь никто не поможет!
– Но я напишу ему, хорошо? Он пришлет нам денег.
Гейбриел услышал, как она идет к своему небольшому письменному столу каштанового дерева.
– Что, из офицерского жалованья? – Голос Зейде теперь напоминал глухой стон. – Нет, Рейчел, нет. Такова воля Божья. Все кончено.
Остановившись перед дверью утренней гостиной Селсдон-Корта, Гарет пригладил рукой еще влажные волосы. В другой руке он держал документы, которыми снабдил его Кавендиш. Большинство из них он еще не прочитал. С момента неожиданного визита поверенного прошло не более двух дней, но Гарет уже устал изображать из себя того, кем, на самом деле не был. Он не стремился к этой встрече, но с неприятным делом необходимо покончить без промедления, потому что иначе он не сможет двигаться дальше… А куда, Гарет пока плохо себе представлял.
Решительно постучав в дверь, он вошел в гостиную.
Комната была залита неярким послеполуденным светом, игравшим на золотистой обивке и светлой мебели кремового цвета. У широких раздвижных окон стояла женщина и смотрела в сад. На ней было элегантное платье пурпурного цвета, такого темного, что оно казалось черным, а в волосы, сияющие золотым светом, были искусно вплетены узкие черные ленты. Тонкая черная шаль, соскользнув с плеч, повисла у нее на локтях. Создавалось впечатление, что женщина очень хороша собой. Но пока она не соизволила ни повернуться, ни дать хоть какой-нибудь знак, что ощущает его присутствие, – пример проявления королевского высокомерия. Но вообще Гарет и рассчитывал на нечто подобное.
– Добрый день, – произнес он громко и отрывисто.
Женщина повернулась и испуганно раскрыла глаза. Быть может, она действительно не слышала, как он вошел? Нет, не похоже.
– Я Уорнем, – холодно представился Гарет. – А вы кто такая?
Женщина присела в грациозном и таком глубоком реверансе, что едва не коснулась лбом пола.
– Я Антония, – ответила она, спокойно выпрямляясь. – Позвольте, ваша светлость, приветствовать вас в Селсдон-Корте.
– Антония?..
– Антония, герцогиня Уорнем. – Она склонила голову набок.
Мгновенно все поняв, Гарет слегка смутился. Герцогиня. Господи, он полный идиот!
– Вы… вы были второй женой Уорнема?
Женщина, едва улыбнувшись, слегка скривила губы, что выражало и понимание, и некоторую горечь.
– Четвертой, насколько мне известно, – тихо ответила она. – Покойный герцог был настойчив.
– Боже правый, настойчив в чем? В том, чтобы убить себя?
Герцогиня отвела взгляд, и Гарет мгновенно все понял. Когда умер Сирил, Уорнем процветал, и ему отчаянно нужен был наследник, который заменил бы мальчика-кузена. Последнего герцог не просто не любил, а ненавидел всеми фибрами своей души, и чтобы получить двойную гарантию того, что тот не станет наследником, Уорнем избавился от него, очень надеясь на то, что парнишка не выживет и никогда больше не увидит Англию. Но он выжил.
А эта женщина… Боже правый, она была еще прекраснее, чем ему показалось на первый взгляд. Похоже, что она была очень молода – ей чуть больше тридцати, решил Гарет. Она настолько молода, что вполне могла подарить ребенка озлобленному старому человеку. Но если у нее и есть дети от Уорнема, то только дочери, иначе Гарет не стоял бы сейчас на этом месте и она не смотрела бы дипломатично в сад, словно разделяя его смущение. Пропади пропадом ее сочувствие – Гарет в нем не нуждался.
– Позвольте мне выразить вам соболезнование в связи с тяжелой утратой, – быстро произнес он. – Как известно, мы с кузеном не общались, поэтому я не знаю…
– Я ничего не знаю о личных делах мужа, – поспешила перебить его герцогиня, – и вам нет необходимости сейчас рассказывать мне о них.
– Прошу прощения?
– Наш брак был коротким, ваша светлость, – ответил она, с явным раздражением взглянув на Гарета. – И он был устроен… с единственной целью. Уорнема не интересовали мои личные дела, а меня – его.
Она предельно ясно дала ему понять, что разговор окончен. Это было похоже на удар пиратским клинком – она все обрубила. Несколько мгновений Гарет почти тупо смотрел на женщину, которая показалась ему неразрешимой головоломкой: на вид хрупкая, как китайский фарфор, но в то же время холодная, бессердечная и надменная.
– Скажите мне, мадам, – наконец снова заговорил Гарет, – есть в этом доме кто-нибудь, кто не хочет отправить меня ко всем чертям? Неужели все настроены против меня?
– Могу сказать, что не имею ни малейшего представления об этом. – Она удивленно подняла изящно очерченные брови. – Но я, ваша светлость, не желаю вам ничего дурного. Я просто хочу продолжать жить своей жизнью – такой, какая она есть. Я хочу… собственной свободы. Вот и все.
– Свободы? – эхом повторил он. – Да, понимаю, я заставил вас ждать.
– Это судьба заставила меня ждать, – поправила его герцогиня. – И если говорить об ожидании, ваша светлость, могу я попросить вас о том, чтобы вы оказали милость и больше не унижали слуг, заставляя их стоять под дождем? У миссис Масбери слабые легкие.
– Поверьте, мне совершенно ни к чему помпезные церемониалы. – Гарет нахмурился. – Должно быть, это Коггинзу пришло в голову их выстроить.
– Но вы же их не распустили. – Она слегка вздернула подбородок.
