— Необтесанной! — Куинн зашелся в оглушительном смехе. — Только ты, Том, мог так деликатно выразить это. — Но, похоже, леди нуждается в некоторых уговорах.
Жестко ухватив Ноэль за руку, американец подтащил ее сопротивляющееся тело к порожку аптечного магазина, закрытого на ночь.
— Сядь здесь, — не давая ей шанса отказаться, он надавил ей на плечи, вынуждая сесть.
Хотя страх Ноэль давно вытеснил ее ярость, она была полна решимости не показывать ему, насколько сильно он напугал ее. Собрав все свое достоинство, словно окружив себя кольчугой, она сидела выпрямившись, почти чопорно. Американец нависал над ней, поставив одну элегантно обутую ногу рядом с ее юбками.
— Слушай меня, — начал он не без мягкости. — Это брак послужит тебе только на пользу. Я хорошо тебе заплачу. Все, что я прошу у тебя, — это двадцать четыре часа твоего времени, чтобы пройти через церемонию бракосочетания, и еще провести затем ночь, исполнив свой супружеский долг. — Куинн слегка приподнял одну бровь. — Тебе следовало бы радоваться этому.
Несмотря на гнев, поднимавшийся в ней в ответ на его наглость, Ноэль цеплялась за свое защитное уличное произношение, шипя на него сквозь стиснутые зубы.
— Я не буду этого делать, и я не хочу ваших проклятых денег! Никто не смеет говорить мне, что делать, по крайней мере, не кто-то вроде тебя!
— Какие возражения могут быть у тебя? — Куинн был крайне изумлен ее отказом. Он предложил ей возможность, которая могла бы изменить всю ее жизнь к лучшему. За одну ночь работы девчонка могла бы получить столько денег, сколько ей даже и не мечталось.
Но Ноэль не заботило то, что его предложение можно счесть поистине королевской удачей. Воспоминания, которые он всколыхнул о мужчинах, использовавших Дейзи, были слишком ужасны. Никакие деньги, комфорт, безопасность и роскошь не стоят того, чтобы подчинить себя этому варварскому мужчине.
— Я не собираюсь объяснять тебе свои причины. Ты ничто для меня, ничто, слышишь ты? — Она завершила свой выпад, плюнув в него, и попала прямо в лицо.
Ноэль сразу же пожалела о том, что сделала. Она почти могла видеть холодную ярость, поднимавшуюся в нем. Инстинктивно она собралась с духом, ожидая его нападения.
Глаза американца безжалостно впились в ее лицо.
— Это была ошибка, — медленным нарочитым движением он достал носовой платок и вытер слюну. — Теперь у тебя больше нет возможности выбирать. Пока ты не хочешь предстать перед законом за воровство, ты будешь делать то, что я скажу.
— Ты не можешь меня заставить, — ее вызывающие слова оказались пустым звуком.
— О? Я думаю, что могу. Ты знаешь, что будет с тобой в том случае, если я передам тебя властям?
Лицо Ноэль побледнело. Те, кто жил нечестным образом, боялись жестокой юридической системы Англии больше, чем чего-либо еще.
— Если ты везучая, то тебя повесят. Если же нет, то ты отправишься в Австралию.
Она часто задышала, ее сердце упало при мысли о тех историях, которые рассказывали о кораблях с заключенными.
Словно читая ее мысли, американец безжалостно продолжал, рассказывая о мужчинах и женщинах, сотнями упакованных в трюмах кораблей, о мужчинах, превратившихся в рычащих животных и использующих женщин, как им заблагорассудится. Он говорил о еде, грязной и полной паразитов, о воде, которую нельзя пить, о болезнях, свирепствующих среди заключенных — оспе, дизентерии и холере. Для тех же, кто переживет путешествие, кошмар только начнется. Условия в Ботани Бэй жестокие и грубые, опустошающие душу человека.
Уверенный в ее реакции, он терпеливо ждал, наблюдая за игрой эмоций на ее лице. Даже Томас молчал, хотя заметно побледнел, когда Куинн перечислял все ужасы, которые ожидали ее.
Желудок Ноэль перевернулся. Он поймал ее. Единственная ее надежда состояла в том, чтобы вернуть себе нож, который теперь находился в его кармане. «Но у тебя был шанс раньше, — напомнила она себе, — и что хорошего он принес тебе? Взмахивание лезвием и угрозы не сработают в этот раз. В этот раз лучше было бы быть готовой убить его».
Ноэль поднялась с порожка.
— Ты не даешь мне большого выбора, ведь так? — хотя слова означали капитуляцию, взгляд ее был вызывающим. — Ладно. Я сделаю так, как ты скажешь.
Не обращая внимания на ее глаза, которые горели ненавистью, Куинн повернулся к Томасу.
— Мне нужна специальная лицензия сегодня вечером. Ты сможешь получить ее?
— Специальная лицензия? — Томас в задумчивости наморщил лоб и щелкнул пальцами. — Да. Да, думаю, что смогу.
— И еще мне нужен священник, который не будет задавать слишком много вопросов. Знаешь такого?
— Я слышал об одном парне. Его не слишком уважают, но он официально посвящен в сан.
— Прекрасно. Также нам нужно место, где можно держать ее, пока мы будем делать необходимые приготовления.
— Как насчет дома моих родителей? Он находится в деревне, и сейчас пустует.
— А слуги?
— Они забрали всех слуг с собой, за исключением садовника, который часто навещает свою сестру. Мы можем поместить ее в мансарде. Она находится сзади дома, и никто ничего не заметит.
— Мансарда! Я не хочу, чтобы меня запирали!
— Звучит превосходно, — Куинн дерзко ухмыльнулся Томасу, крепко хватая Ноэль за костлявое запястье. — Пойдем, Том. Давай покончим с этим.
Хэймаркет, связывавший улицу Пиккадили с Трафальгарской площадью, был одним из самых печально известных мест лондонской ночной жизни. Здесь самые модные граждане Лондона смешивались с теми, которых совершенно не принимали в обществе. Тильбюри[1] и парные двухколесные экипажи едва разъезжались с грязными тележками и повозками пивоваров, грохотавшими по мостовой. Воры, разбойники и карманники смешивались с богатыми и власть имущими, одни кормились за счет других.
Ярко одетые проститутки, в украшенных лентами и перьями шляпках, крутились вокруг торговцев и каменщиков. Хотя многие из женщин не говорили по-английски, в их профессии не существовало языкового барьера. В съемных комнатах на маленьких улочках возле Хэймаркета они шептали фальшивые нежности по-французски, по-фламандски, по-немецки.
Босоногие ребятишки, некоторые не старше шести лет, таскали коробки чистильщиков сапог. Частенько они кубарем катились по мостовой, когда сновали среди кэбов и карет, пытаясь привлечь клиентов.
Бегущие газетчики, в засаленных кепках и залатанных бриджах, пронзительно выкрикивали интригующие новости о скандалах и сплетнях, пытаясь продать свои газеты стоимостью в пенни. Предприимчивые оборванцы, продававшие «Трагедию Скарборо», заинтересовывали прохожих описаниями признаний перед виселицей некоего Дэмпси Таттла, отвратительного пекаря, который, по общему мнению, зажаривал своих жертв в кирпичной печи вместе с дневной порцией хлеба.
