Алексей поблагодарил государя за внимание к своей сестре и спросил, какие задачи командира гусарского полка, который ему предстояло возглавить по высочайшему повелению, император рассматривает как первостепенные.
– Естественно, гусаров реформа не коснется, для гвардии военных поселений не будет, так что твоя задача – боеспособность полка. Применишь весь свой опыт, полученный на войне. Сделаешь из полка образчик современной легкой кавалерии, такой, чтобы Наполеон на острове Святой Елены съел от зависти свою треуголку. Я оставляю за собой гвардейские полки и столичный гарнизон, а все остальное перевожу в военные поселения.
«Понятно, что делал здесь Аракчеев, – подумала Черкасский, – военные поселения – самая утопическая идея на моей памяти».
Как будто подслушав его мысли, император сказал:
– Алексей, ты думаешь, я не понимаю, что из моих солдат не получится дельных хлебопашцев, а ратные навыки они растеряют? Я все понимаю, но должен либо содержать восьмисоттысячную армию, либо думать об освобождении крестьян. Те полки, которые будут сами себя кормить, сэкономят казне огромные средства, и я смогу выкупать землю для освобождаемых крепостных. Ты сам как поступаешь со своими крестьянами?
Черкасский рассказал, какую стратегию выбрал для себя в этом вопросе, и Александр согласился, что в данный момент это – самое разумное, что можно придумать. Они еще поговорили про новое назначение Алексея, а потом государь отпустил старого друга, посоветовав прямо сейчас пойти к Елизавете Алексеевне.
– Она поможет тебе, не сомневайся, – заметил император, провожая князя, – не отдавай сестру моей железной матушке – получишь новую графиню Ливен.
«Вот это нам точно не нужно, – подумал Алексей, выходя в приемную, – хватит с меня коммерсанток, конезаводчицы и ясновидящей оперной певицы».
На половине Елизаветы Алексеевны его встретила незнакомая не очень молодая фрейлина в светло-сером платье.
– Что вам угодно, сударь? – осведомилась она, окинув князя пристальным взглядом.
«До чего неприятная дама, – подумал Алексей, – мало того что некрасива, да еще и смотрит мрачно».
Дама ждала ответа, и он представился:
– Светлейший князь Черкасский, я пришел сразу после аудиенции у государя, он посоветовал мне повидать императрицу немедленно.
Услышав имя визитера, дама тут же повела себя совсем по-другому, она заулыбалась и заговорила елейным голосом:
– Ваше сиятельство, извольте обождать, я сейчас доложу ее императорскому величеству.
Она вновь улыбнулась и, бросив на князя нежный взгляд, скрылась за дверью.
«Откуда они ее выкопали, – изумленно подумал Алексей, – у этой фрейлины повадки трактирной шлюхи. Может быть, не стоит делать Ольгу фрейлиной и присылать сюда?»
Но отступать было уже поздно. Дверь распахнулась, и из гостиной, приветливо улыбаясь, вышла сама Елизавета Алексеевна.
– Алексей, как я рада вас снова видеть! – сказала она, протягивая князю обе руки, – проходите скорей, расскажите, где вы были все это время.
Черкасский с грустью отметил, что красота императрицы стала еще воздушнее: она похудела, и черты прекрасного лица сделались совсем тонкими. Теперь она, как никогда, походила на ангела, случайно оказавшегося среди людей. Слухи о том, что государыня страдает от слабого сердца, все увереннее циркулировали при дворе. Но стараясь не выказать своего удивления и печали, князь сел в предложенное императрицей кресло и начал рассказ о своей семье. О возращении Лизы он сообщил в тех же выражениях, что и императору Александру, и с облегчением вспомнил, что Елизавета Алексеевна не была с мужем в Англии и ничего не знает о предсказании. Наконец, он перешел к тому, зачем пришел:
– Ваше императорское величество, государь милостиво обещал мне место фрейлины для самой младшей из моих сестер, княжны Ольги, и предложил самому попросить вас, чтобы девушка осталась служить при вашей особе.
– Конечно, я буду рада фрейлине из вашей семьи. Я много пишу и читаю, фрейлина, ставшая чтицей, останется при мне, – сразу все поняла Елизавета Алексеевна, – я буду опекать девушку и помогу ей сделать хорошую партию.
– Благодарю, ваше императорское величество, но тут есть один сложный момент. Два года назад моя сестра неудачно упала с лошади, и тогда доктор сказал, что существует вероятность, что у нее не будет детей. Может статься, почетная обязанность служить вам – будет главной задачей жизни княжны Ольги.
– Бедная девочка, – вздохнула императрица, – но доктор не поставил окончательного диагноза?
– Нет, он говорил о возможных последствиях, – подтвердил Алексей.
– Давайте надеяться на лучшее, – посоветовала государыня, – и тогда у княжны все будет хорошо. Привозите девушку к концу октября. Мари Голицына выходит замуж и покидает меня, княжна Ольга займет ее место.
Алексей поблагодарил государыню и откланялся. Когда он выходил из гостиной императрицы, ему показалось, что давешняя некрасивая фрейлина отскочила от двери.
«Неужели за Елизаветой Алексеевной шпионят? – подумал он. – А если это так, то кто приставил шпионов? Это может быть императрица Мария Федоровна, которая ненавидит невестку, но на такую подлость способен и Аракчеев, вероятнее всего, это все-таки он».
Решив до представления Ольги ко двору разобраться, кто же такая эта подозрительная некрасивая фрейлина и на кого она работает, Алексей поехал домой.
Поздно вечером в маленькой комнатке на антресольном этаже Зимнего дворца камер-фрейлина Сикорская писала очередной отчет о своей работе графу Аракчееву. Императрица была, как всегда, безупречна: занималась благотворительностью, писала письма матери и читала, поэтому докладывать было нечего, приходилось описывать мелочи. Это нудное занятие ей порядком надоело, и молодая женщина, положив перо, задумалась. Дела складывались не так, как она рассчитывала. Когда после стольких унижений, которые ей пришлось перенести, Наталья попала в царский дворец, она надеялась, что еще чуть-чуть – и судьба, наконец, преподнесет ей главный подарок в лице богатого титулованного мужа. Но уже прошел год, мужа все не было, а была маленькая комнатка, скудный гардероб, который казался совсем бедным на фоне роскошных платьев других фрейлин, и бесконечные ежедневные отчеты, которые она передавала доверенному человеку, приходившему от Алексея Андреевича.
Аракчеев приходился ей кузеном. Мать Натальи была самой младшей из сестер Ветлицких. То копеечное приданое, которое давали за сестрами их родители, очень сузило круг желающих взять их в жены. Поэтому когда старшая из сестер, Елизавета Андреевна, вышла замуж за мелкопоместного, имевшего всего двадцать душ крепостных, помещика Аракчеева, в семье это сочли большой удачей. Больше никому из сестер так не повезло, и Прасковье Ветлицкой пришлось удовольствоваться отставным прапорщиком Дибичем, вышедшим в отставку по ранению. Их семья уехала на родину мужа в Лифляндию, и сколько помнила себя Наталья, всегда еле сводила концы с концами.
