Шарлотта расправила плечи и сделала шаг вперед.
— Действительно, милорд. Вы читаете мои мысли.
И это было правдой. Странно, вообще-то, как часто он говорил что-то, повторяющее ее мысли и чувства.
В пятницу вечером был устроен предсвадебный ужин, который, как полагал Нед, отличался чем-то важным от тех, которые были в среду и четверг, но, стоя в глубине комнаты и лениво держа бокал шампанского и тарелку с тремя ягодами клубники, он даже ценой своей жизни не смог бы определить, чем именно.
Те же люди, еда другая. Пожалуй, на этом отличия заканчивались.
Если бы он отвечал за подготовку, он бы обошелся без всей этой предсвадебной чепухи, просто представ перед викарием в назначенный день в назначенном месте, но никому не пришло в голову спросить его мнение, хотя, честно говоря, он никогда не давал повода думать, что его в той или иной степени это волнует.
И, по правде, ему не приходило в голову до этой недели — этой поразительно, нет, чертовски длинной недели, — что ему не все равно.
Но все остальные, казалось, хорошо проводили время, что, думал он, хорошо, поскольку, насколько ему было известно, именно он за все это платил. Он вздохнул, смутно припомнив некую беседу, во время которой он что-то бессвязно пробормотал после слов: «Конечно, у Лидии должна быть свадьба ее мечты».
Он посмотрел на три ягоды у себя на тарелке. Их сначала было пять, но две сейчас покоились у него в желудке, составляя весь его ужин этим вечером.
Это была самая чертовски дорогая клубника, которую он когда либо ел.
Дело было не в том, что он не мог позволить себе пышных торжеств; у него были деньги, и он не стал бы лишать любую девушку такой свадьбы, о которой она мечтала. Проблема, конечно, была в том, что девушка, получающая свадебную церемонию своей мечты, не являлась девушкой из его мечты, и только сейчас — когда было уже поздно что-либо менять, — он осознал разницу.
А самое грустное — он никогда даже не осознавал, что у него есть мечты. Ему не приходило в голову, что он мог бы наслаждаться романтичным браком по большой любви до этой самой минуты, от которой, если верить часам в углу, было приблизительно двенадцать часов до того момента, когда он затащит себя в церковь и сделает так, что этого точно уже не произойдет.
Он прислонился к стене, чувствуя себя намного более уставшим, чем положено человеку его возраста. Как скоро, подумал он, можно покинуть торжества и не показаться при этом грубым?
Хотя, сказать по правде, казалось, что его никто не замечал. Гости весело развлекались, не обращая никого внимания на жениха. Или — по этому поводу Нед удивленно оглядел комнату — на невесту.
А где же Лидия?
Он нахмурился, затем пожал плечами, решив, что это не имеет значения. Он уже разговаривал с ней сегодня, когда они исполняли обязательный вальс, и она казалась вполне любезной, только немного рассеянной. С того момента он время от времени замечал ее в толпе, болтающей с гостями. Вероятнее всего она вышла в дамскую комнату, чтобы поправить оторвавшуюся оборку, или пощипать щеки, или что там еще леди делают, когда думают, что никто их не видит.
А еще они всегда выходили парами. Шарлотты тоже не было, и он был готов поспорить на три ягоды клубники (которые в масштабах всего вечера стоили немалую сумму), что ее утащила с собой Лидия.
Почему это так его раздражало, он и сам не знал.
— Нед!
Он выпрямился и изобразил улыбку, но затем решил, что это не требуется. Его сестра протискивалась сквозь толпу гостей, таща за собой их кузину Эмму.
— Что ты здесь делаешь один? — спросила Эмма, подходя к нему.
— Наслаждаюсь одиночеством.
Он не хотел, чтобы это прозвучало как обвинение, но Белл, видимо, поняла именно так, потому что у нее вытянулось лицо.
— А где Лидия? — спросила она.
— Понятия не имею, — ответил он честно. — Наверное, с Шарлоттой.
— С Шарлоттой?
— Ее сестрой.
— Я знаю, кто такая Шарлотта, — сердито бросила она. — Я просто удивлена, что ты… — Она покачала головой. — Не обращай внимания.
Затем в разговор включилась Эмма, которая в ее положении все время хотела есть.
— Ты будешь есть эту клубнику? — спросила она.
Нед протянул ей тарелку.
— Угощайся.
Она поблагодарила его и схватила одну ягоду с тарелки.
— Я все время голодна, — заметила она. — Конечно, кроме того времени, когда я не хочу есть.
Нед уставился на нее, словно она говорила на древнегреческом языке, но Белл кивала головой, как если бы все прекрасно понимала.
— Я быстро наедаюсь, — сказала Эмма, жалея его за неосведомленность. — Это потому что… — Она похлопала его по руке. — Ты скоро и сам поймешь.
Нед подумал о Лидии, носящей его ребенка, и это показалось ему совсем неправильным.
Затем ее лицо изменилось. Не очень сильно, поскольку этого и не требовалось. Глаза были те же и еще, возможно, нос, но определенно не губы…
Нед снова прислонился к стене, внезапно почувствовав себя плохо. В его мечтах лицо женщины, носящей его ребенка, принадлежало Шарлотте, и казалось, что так оно и должно быть.
— Мне нужно уйти, — выпалил он.
— Так скоро? — удивилась Белл. — Еще и девяти нет.
— У меня завтра большой день, — проворчал он, что было недалеко от истины.
— Ладно, я думаю, что ты тоже можешь уйти, — сказала его сестра. — Лидия уже ушла, а что хорошо для гусыни… ну, и все такое.
Он кивнул.
— Если кто-нибудь спросит…
— Ни о чем не беспокойся, — заверила его Белл. — Я придумаю отличное объяснение.
Эмма согласно кивнула.
— Да, и еще, Нед… — Мягкость в голосе Белл привлекла его внимание.
Он посмотрел на нее.
— Мне жаль, — тихо сказала она.
Это были самые милые — и самые ужасные — слова, которые она могла произнести. Но он все равно кивнул, потому что она была его сестрой и он любил ее. Затем он выскользнул через застекленную створчатую дверь во внутренний дворик, намереваясь обойти дом и войти через боковую дверь, откуда, как он надеялся, можно попасть в его комнату, избежав ненужных встреч и разговоров.
А затем, конечно — он посмотрел на тарелку, которую все еще держал в руке, — он может съесть еще несколько ягод клубники, стоившей несколько тысяч фунтов.
* * *
— Ты должна вернуться, Лидия!
Лидия резко мотнула головой, бросая еще одну пару туфель в саквояж, и, даже не глядя на Шарлотту, произнесла:
— Я не могу. У меня нет времени.
— Ты же встречаешься с Рупертом в два, — сказала Шарлотта. — До этого еще пять часов.
