— Вполне справедливое и заслуженное замечание, — ответил он, пожимая плечами. — Но благодаря мне вы появились на свет, и, возможно, следует использовать этот случай, чтобы продлить знакомство и узнать друг друга поближе.
— Я уже узнала о вас все, что хотела.
— Вы знаете только то, что содержалось в отчетах ваших соглядатаев. Уверяю вас, в человеке гораздо больше того, что можно изложить на бумаге.
— Сомневаюсь.
— А зря. Но если вы даже удовлетворили свое первое любопытство, то любознательность и упрямство, что я заметил в вас, заставят вас вернуться сюда. — Бариччи умолк и откашлялся, потирая руки — ладонь о ладонь. — Простите, если обидел вас, но я не привык иметь дело с людьми, которые ничего не хотят от меня. Если сможете, то простите меня и за прошлое, хотя это, возможно, и несвоевременно, и слишком поздно. Но что сделано, то сделано. Мы не можем этого изменить. Однако сегодня мы можем сделать первый шаг, чтобы изменить будущее, если оба пожелаем.
Ноэль чуть отступила, снова оглядывая Бариччи и изумляясь его поразительному спокойствию. Неужели он вообразил, что она поверит столь внезапной перемене в его настроении? А зачем'? — спросила она. — Почему сегодня, а не восемнадцать лет назад?
— Наверное, потому, что вы заинтриговали меня. Я узнаю в вас свой ум и острый язык.
Ноэль молча обдумывала его слова, пытаясь решить, была ли в них хоть крупица искренности. Часы в зале пробили три.
— Мне пора возвращаться в Фаррингтон-Мэнор, — сказала Ноэль и, к своему ужасу, поняла, что запаздывает. .
— Значит, Фаррингтон не знает, что вы здесь? — мгновенно догадался Бариччи, уловив ее волнение. — Я впечатлен. И понимаю, что вам необходимо как можно скорее добраться до дома. Если Фарринттону станет известно, что вы уехали в его отсутствие и тем более если он узнает куда…
— Я собираюсь рассказать ему.
— Вот как?
— Да. В отличие от вас, мистер Бариччи, я не лгунья.
— Хорошо. В таком случае если граф узнает о том, что мы встречались, то почему бы мне не общаться с вами открыто в Фаррингтон-Мэнор?
Ноэль онемела.
— Я приехала сюда только посмотреть на вас, мистер Бариччи, а не для того, чтобы восстановить несуществующие узы. А теперь мне пора.
— К кому — Фарринттону или Тремлетту?
— Что? — Она изумленно заморгала. — Какое место занимает во всей этой истории Тремлетт? Он проводил вас сюда, чтобы поговорить со мной? — Интерес Бариччи к Эшфорду Торнтону становился все более очевидным.
— Как я вам уже сказала, мы с лордом Тремлеттом случайно оказались попутчиками. — Попятившись, она ощутила за спиной дверную ручку и повернула ее. — Покончим с этим. Что касается визита лорда Тремлетта в вашу галерею, то, думаю, вам гораздо больше известно о его мотивах, чем мне. Всего хорошего, мистер Бариччи.
Она повернулась и побежала по коридору.
— Значит, вы и понятия не имеете о том, кто украл картину? Кто мог ее украсть? — спрашивал Эшфорд. Он стоял, непринужденно опираясь спиной о стену и глядя на Уильямса с обманчивым спокойствием.
— Разумеется, не знаю. Откуда же я могу это знать? — Уильяме стоял в своей привычной позе: голова поднята, спина прямая, руки сложены за спиной. На вопросы Эшфорда он отвечал с обычным напускным высокомерием.
Но под этой маской скрывался страх. Впрочем, запрятан он был весьма искусно.
— Но вы ведь знали, что картина украдена? — продолжал спрашивать граф, делая вид, будто что-то записывает в своем блокноте.
— Разумеется, я знал об этом, — отвечал Уильяме, украдкой бросая взгляд на бумагу, по которой быстро бегало перо Эшфорда. — Все наше сообщество знатоков и любителей искусства узнало об этом уже через несколько часов после кражи. Мы всегда знаем, все и не отрицаем этого даже перед представителями прессы.
— Право? И почему так?
— Мы — небольшая группа людей, замкнутое, сообщество, и молва в нашем кругу распространяется быстро, быстрее, чем печатное слово. А в случае кражи известной картины, естественно, весть об исчезновении «Лунного света во Флоренции? быстро облетела всех. Работа стоит кучу денег, целого небольшого состояния.
— Право, — заключил Эшфорд, лениво пробегая глазами свои заметки, — виконт Норвуд как раз и заплатил за нее небольшое состояние три месяца назад. На аукционе. И по странной случайности именно здесь, в галерее Франко. — Взгляд Эшфорда теперь просто пронизывал Уильямса: — Вы и об этом помните? Верно?
— Конечно. — Глаза Уильямса забегали.
— Хорошо. Вы, вероятно, помните и о том, сколько было еще желающих купить картину?
Уильяме помрачнел:
— Ну так. без подготовки, экспромтом, я не скажу сколько. Но ведь аукцион был открытым, и эта информация не может быть конфиденциальной. Если вас это интересует, я могу справиться в наших документах.
— Извольте, пока будете собирать эти сведения, заодно постарайтесь вспомнить, не был ли кто-нибудь из претендентов раздосадован, когда картина ему не досталась.
— Понимаю. Сделаю все возможное, чтобы вспомнить, — ответил Уильяме.
— Может быть, мне следует поговорить с Бариччи, — задумчиво сказал Эшфорд. Его взгляд уже в который раз обращался к двери, за которой скрылась Ноэль Бромли. Что, черт возьми, происходит за этой дверью?
— Нет, милорд, — торопливо возразил Уильяме, и в тоне его прозвучали решительность и категоричность. — Мистер
Бариччи сейчас занят. У него встреча. Он поручил мне ответить на все ваши вопросы и дать вам всю имеющуюся в нашем распоряжении информацию, если она вам понадобится.
— У него встреча с леди Ноэль?
Молчание.
— Странно, почему Бариччи может заинтересовать общество молодой леди, которая не отличит картину начинающего художника от шедевра Рембрандта?
— Я не обсуждаю мистера Бариччи и его взаимоотношений с людьми, — кратко возразил Уильяме. — Ни с ним, ни с посторонними.
— Взаимоотношений!.. — Эшфорд попытался успокоиться. — Очень хорошо, Уильяме. Если мне понадобится поговорить с Бариччи, я вернусь в другой день. А теперь извольте принести свои книги. Я подожду здесь.
— Хорошо, милорд, — согласился Уильяме, бросив на Эшфорда подозрительный взгляд. — Я не советовал бы отрывать мистера Бариччи от дела и вторгаться в его кабинет.
— Вы вели прекрасно меня знаете, Уильяме. — Эшфорд. сложил губы в презрительной усмешке. — Я просто не спеша войду, если захочу видеть Бариччи, и попрошу его, меня принять. Так что приберегите свои угрозы для другого случая.
Он смотрел в спину Уильямса — тот шел размеренным шагом, не выказывая ни испуга и излишней суетливости, ни медлительности, говорящей о его желании помешать расследованию. Спина его выражала степенность и достоинство.
