Он наскоро намылил руки, сполоснул, смыл пену, прежде чем схватить губку и окунуть в воду. Пальцы его дрожали.
Выжав губку и согревая ее теплом ладоней, он шагнул к кровати. Меган как раз поднималась. Ее ягодицы и в самом деле были неотразимо соблазнительны. Он успел увидеть ее лоно, опушенное темными завитками, прежде чем она наконец встала.
Он точно уловил момент, когда она ощутила его взгляд. Плечи расправились, голова чуть откинулась. Шлюха наверняка гордилась бы своей наготой, но Меган не была шлюхой. Даже когда пыталась притвориться таковой. Он только что сообразил, что с самого начала не принял ее за проститутку Для него она была просто женщиной, понявшей и принявшей потребности евнуха.
Она повернулась медленно, очень медленно.
Солнечный луч, выглянувший из-за ее спины, осветил ту непокорную прядь, что все норовила ускользнуть из косы: сполох живого цвета в унылом однообразии тени. Странное сочетание рыжего и каштанового, с вкраплениями серебра.
Он сотни раз видел в гареме голых женщин: наблюдал их за играми, купанием, чувственными забавами друг с другом и евнухами. Некоторые казались потолще Меган, остальные — стройнее, у кого-то груди тяжело свисали, у кого-то задорно смотрели вверх, и все без исключения были моложе и красивее, но никто не пробуждал в нем таких чувств, как она.
Стиснув маленькие кулачки, безвольно опустив руки; она стояла перед ним, словно в ожидании приговора. Приговора евнуха. А ему мнилось, что она сжимает его сердце.
Меган, борясь с собственной уязвимостью, вызывающе вскинула подбородок.
— Я слышала, что гаремные невольницы прекрасны.
— Да, — согласился он. Между пальцами просачивалась вода, падая огромными каплями на деревянные планки пола. — Наложниц покупают за красоту.
Она настороженно смотрела на него, жаждала его одобрения, похвалы. Что видела она в его глазах? Его потребность в ее одобрении? Похвале?
— У тебя очень белая кожа, — проворчал он. — Такая кожа и зеленые глаза высоко ценятся в Аравии. Груди у тебя пухлые, бедра широкие, талия узкая. За тебя дали бы немалые деньги.
— Ни к чему лгать мне, сэр, я отлично знаю свои недостатки. Как уже было сказано прошлой ночью, я слишком стара для шлюхи. И искренне сомневаюсь, что какой-то мужчина захотел бы такую наложницу.
Слишком поздно Мохаммед понял, что невольно обидел ее.
— Прошлой ночью…
Она еще выше подняла подбородок, готовясь отразить еще более болезненные уколы.
— Прошлой ночью я боялся.
Невидимая тяжесть упала с его плеч. И мир не остановился после признания евнуха в нерешительности и страхе. Но Меган это не убедило.
Мохаммед отчаянно искал слова, способные успокоить ее.
— Прошлой ночью я понял, что моя потребность в женщине с возрастом не уменьшилась и что, глядя на тебя, ощущаю те же порывы, что и в юности, когда подсматривал за женщинами в гареме. И осознал, что даже в старости они меня не оставят. Заверяю, мадам, вы ошибаетесь, — искренне добавил Мохаммед. — Найдется немало мужчин, пожелавших бы видеть вас своей наложницей.
Ее подбородок не опустился, сомнение сверкнуло в затененных ресницами глазах.
— Лендз-Энд — маленькая деревушка. Я пришла к вам в надежде, что вы посчитаете, будто здесь нет других доступных женщин, и поэтому примете меня.
Посчитал бы он ее подходящей партнершей для постели, не приди она в его комнату? Ни ей, ни ему этого никогда не узнать.
— Я вынула губку, — поспешно выпалила она, словно предупреждая его ответ. Он вообразил, как его незащищенная плоть погружается в ее незащищенную плоть, и уже без того напряженный член вытянулся и отвердел еще больше.
Она не сводила с него пристального взгляда.
— Я могла бы выбрить волосы… если бы ты согласился мне помочь.
Его пальцы конвульсивно сжали губку, стук капель участился.
— Я не жду… и не желаю, чтобы ты выглядела или вела себя как наложница.
— Но мои волосы, должно быть… щекочут тебя.
— Да, — мрачно признался он, улыбнувшись. — И вправду щекочут!
Крошечная жилка нервно забилась у самой ее ключицы.
— Я нуждаюсь в ласках, Мохаммед, это верно, но хочу и сама ласкать. Постараюсь подарить тебе наслаждение. Его улыбка померкла.
— Я евнух, Меган.
— Это мне известно, сэр.
— Прошлой ночью я проклинал не тебя, — коротко пояснил он и сам поморщился от собственной резкости, но на лице Меган не дрогнул ни один мускул.
— Знаю.
Он потянул носом, вдыхая ее аромат.
— Я хочу обтереть вас, мадам, чтобы избавиться от запаха уксуса.
— Благодарю, я вполне способна справиться
— Я смою твою боль, Меган.
Она мельком взглянула на мокрую губку в его руке и снова посмотрела ему в глаза:
— Только мою боль, Мохаммед?
— Нет.
Он заполнит мучительную пустоту в своей жизни благоуханием, вкусом и ощущением этой женщины и позволит еще ненадолго поверить в то, что он мужчина.
Лицо Меган зажглось ослепительным сиянием и стало куда соблазнительнее, чем у любой юной девушки.
— С удовольствием приму ваши заботы, сэр.
Мохаммед был евнухом.
Меган — вдовой.
Для человека его возраста он был на удивление стройным и жилистым, под смуглой кожей перекатывались железные мускулы. Ее тело было куда мягче, как у всякой женщины средних лет.
Его мужское достоинство дерзко восстало, длинное, толстое, твердое. Не стоило и глядеть на себя, чтобы знать: ее соски тоже вытянулись и отвердели. Они стояли друг перед другом обнаженные. Больше нечего было скрывать Тьма, окутавшая их ночью, рассеялась.
Остались лишь они, мужчина и женщина, чьи судьбы, по каким-то непонятным причинам, пересеклись.
Мег была охвачена трепетным ожиданием. Внутри все ныло: и от вчерашних страстных ласк, и от нового приступа желания.
Мохаммед подошел ближе. Искушающие мускусные запахи пота и пряностей дразнили ее ноздри, напоминая о наслаждении, разделенном несколько часов назад, об удовольствиях, предстоящих при свете дня.
— Спасибо за комплимент, — выдохнула она. — Ты тоже очень красив.
Луч света упал на его левую щеку, тусклый румянец залил ее. В темных глазах сверкнуло недоверие.
— Спасибо, — буркнул он и провел по ее лицу мокрой губкой, согретой теплом его тела.
Меган словно молнией ударило.
А может, всему виной прикосновение его плоти, упершейся ей в живот? Она тоже была влажной. Под его напряженным взглядом у нее перехватило дыхание. Меган зажму, — рилась и сосредоточилась на грубом и одновременно нежном прикосновении губки.
Когда-то молодой сквайр, живший поблизости от их дома, приобрел породистого жеребца-производителя. Вскоре выяснилось, что жеребец бесплоден, и хозяин велел выхолостить прекрасное животное.
