– Полагаю, я должен буду жениться на вас, – заметил он вдруг, мрачно и даже со злобой глядя на меня.
– Этого ожидают от нас, вы правы.
На какое-то мгновение мне показалось, что он собирается расплакаться. Но он лишь взял мою руку и поднес ее к губам, чтобы поцеловать.
– Тогда я выполню свой долг.
– Если ваше высочество готовы, мы должны присоединиться к остальным, – подал голос Шамбертен.
Луи вздохнул и вернул мне Муфти. Погасив огонь в очаге, принц накинул потрепанный черный плащ, висевший на гвозде подле двери.
– Ну, что же, очень хорошо, – сказал он, расправив плечи, – пойдемте.
Все происшедшее показалось мне очень необычным и странным, я до сих пор раздумываю над этими событиями. Этот холодный, печальный мальчик должен стать моим мужем, чтобы впоследствии править Францией?
18 мая 1770 года.
Итак, отныне я – дофина. Вчера нас с Луи обвенчал архиепископ Реймсский, в небольшой часовне в Версале, куда набилось много приглашенных.
Сердце мое разрывалось от жалости к бедному Людовику, который явно не находил себе места и пребывал едва ли не в отчаянии. Я держала его за руку, пока мы шли длинными галереями дворца между рядами гостей, и чувствовала, что он дрожит. Он негромко повторял слова брачного обета вслед за архиепископом, запинаясь и спотыкаясь. Свои обеты я произнесла ясным, звонким голосом и ни разу не сбилась. Матушка могла бы гордиться мною.
24 мая 1770 года.
Я жена французского принца, но в то же время так и не стала ею. Луи каждый вечер приходит ко мне в постель, как того и требует его супружеский долг, но лишь поворачивается ко мне спиной и засыпает, похрапывая во сне. Я чувствую себя одинокой и никому не нужной. Я боюсь, что неприятна ему. Что же мне делать?
15 июня 1770 года.
Сегодня случилось много такого, что стоит записать в дневник. Во-первых, утром меня разбудила не Софи, которая обычно приносит мне чашку горячего шоколада, чтобы я окончательно проснулась, а графиня де Нуайе. Она приказала мне одеваться побыстрее, потому что сейчас придет доктор Буажильбер, чтобы осмотреть меня.
При первом же упоминании имени доктора Буажильбера Людовик, который беспокойно спал рядом со мной, сел на постели и, не дожидаясь появления Шамбертена, который обычно одевал его по утрам, быстро натянул штаны прямо на ночную рубашку и выбежал из комнаты.
Врачебный осмотр оказался унизительным. Доктор быстро установил, что я не беременна («Девственная плева не нарушена», – мимоходом поделился он своими наблюдениями с графиней), и предположил, что отсутствие месячных вызвано лишь моей нервозностью.
– Ваше королевское высочество, – обратился он ко мне, когда я дрожащими пальцами застегнула пуговицы на платье и до некоторой степени вернула себе утраченное достоинство, – мне сказали, что принц проводит в вашей постели каждую ночь. Король поручил мне спросить у вас, не делал ли Луи попыток узаконить ваше супружество.
– Мы… лишь друзья, как брат и сестра, – ответила я ему.
– Так я и думал. Мальчик еще слишком молод. Ему нужно повзрослеть.
Вскоре после ухода доктора Буажильбера я получила записку с сообщением, что герцог де Шуазель намерен нанести мне визит. Я спешно кликнула Софи, которая помогла мне облачиться и быстро привела мою прическу в порядок.
– Месье, – начала я, когда герцога привели в мои апартаменты, – я сознаю, что все разочарованы тем, что я до сих пор не забеременела. Но в этом нет моей вины. Луи еще мальчишка. Он и ведет себя как мальчишка, а не как взрослый мужчина.
– Боюсь, что он навсегда так и останется мальчишкой – если его не подтолкнуть в нужном направлении. И именно вы должны направлять его. У вас должен родиться сын. И желательно не один. Возбуждайте его. Соблазняйте его. Для этого я и привез вас сюда. – Передав мне столь краткое сообщение, он удалился.
Граф Мерси, навестивший меня после полудня, повел себя более практично и разумно. В качестве посланца моей матери при французском дворе он привык решать возникающие трудности. И, в отличие от герцога, явно сочувствовал мне.
Поклонившись, он присел рядом со мной, игнорируя строгий версальский этикет о том, кто имеет право сидеть в присутствии особы королевской крови, а кто – нет.
– Моя дорогая Антония, – обратился он ко мне по-немецки, – должно быть, вы испытываете неловкость и отчаяние. Вы оказались в незнакомом месте, в окружении незнакомых людей, которые ожидают от вас столь многого. Вам приходится взваливать на свои плечи большую ответственность, и это в столь юном возрасте.
Он дружески обнял меня, и я начала чувствовать себя уже не так одиноко, как раньше.
– Я разговаривал с доктором Буажильбером, – продолжал граф, – и, кажется, понимаю, что происходит в вашей семье. Принц Луи не способен, как надлежит мужчине, взять на себя роль лидера в любовном сражении. Я прав?
Я молча кивнула.
– Поэтому вы, мадам, должны сделать это вместо него. – Он похлопал меня по руке и встал. – Я знаком с одной леди, которая может помочь вам в решении этой задачи. Вы увидите ее завтра. Ее зовут мадам Соланж, и она просто очаровательна. Я уверен, что она вам понравится. Думается, она принадлежит к миру, о котором вам известно очень мало. Французы именуют его полусветом. Ее нельзя назвать респектабельной дамой, но в своей области она не имеет равных. Слушайте ее внимательно, и вы сумеете многому у нее научиться.
16 июня 1770 года.
У меня был совершенно необыкновенный день! Я положительно очарована мадам Соланж, которая показалась мне одной из самых прекраснейших и очаровательных женщин, которых я когда-либо встречала. Я знаю, что матушка не одобрила бы моего с ней знакомства – моя мать вообще нетерпимо относится к куртизанкам, приказывая Комитету нравственности налагать на них штрафы и немедленно высылать из Вены. Но мне очень понравилась мадам Соланж, и я надеюсь увидеться с ней снова.
Она пригласила меня в свои апартаменты, которые оказались небольшими, но со вкусом обставленными и украшенными позолоченной лепниной. Комнаты были наполнены душистым цветочным ароматом и освещены дюжинами зажженных свечей, тогда как занавеси на окнах задернуты, чтобы не допустить слепящие лучи полуденного солнца.
Я ощутила, как меня покидает немыслимое напряжение последних дней. Вдыхая восхитительный аромат, в неярком свете свечей я вслушивалась в теплый, ласковый голос мадам Соланж, которая с улыбкой заговорила со мной.
– Мадам дофина, вы оказываете мне честь. Прошу следовать за мной.
Она повела меня в свой будуар, где у стены, задрапированной блестящим тончайшим шелком, стояла богато украшенная кровать резного красного дерева с балдахином из алого бархата. Мадам Соланж отворила дверцу гардероба полированного дерева и вынула оттуда прозрачный шелковый пеньюар, отделанный кружевами и розовыми лентами.
