– Я благодарен тебе, Рамон, – с воодушевлением начал Эрнан, нарушая тишину. – Ты спас меня не только от допросов и пыток, но и, что самое главное, – от позора. Да что меня – всю нашу семью!
– Какое у тебя ко мне дело? – нетерпеливо произнес Рамон.
– Ты не скучаешь по Испании? – спросил старший брат. – Ты больше двадцати лет прожил в Мадриде. Это у меня никогда не было настоящей родины.
Рамон чуть заметно усмехнулся и пожал плечами. Ему с детства внушали мысль о том, что религия заменяет собой и родину, и семью. Его учили смотреть только вниз, в землю, или вверх, в небо, а если ему случалось взглянуть прямо, то он чаще всего видел голую стену кельи или разукрашенный золотом алтарь.
Он коротко ответил:
– Не скучаю.
– А я все думаю о том, – сказал Эрнан, – что, пожалуй, мне нужно съездить и повидаться с матушкой. Ты тоже мог бы поехать.
– Это исключено, – быстро произнес Рамон, – дела аббатства не позволяют мне отлучаться надолго.
Эрнан замолчал. Разумеется, он сделал свои выводы. Если он сам охотно и много говорил об отце, то Рамон отвечал на вопросы о матери уклончиво и односложно.
– Так ты и мне не советуешь ехать?
– Почему нет? Только напиши ей сначала.
– Напишу! – упрямо заявил Эрнан и, подумав, прибавил: – Вижу, тебе досталось от матушки… за нас двоих. Наверное, тяжело быть священником?
– Не тяжелее, чем испытывать любую другую судьбу, – сухо ответил Рамон.
– Может, и так. Признаться, мой, вернее, наш с тобой отец был невысокого мнения о священнослужителях. Все эти обеты… Полагаю, для тебя не секрет, что в народе ходят слухи, будто на свете нет ни одного священника, который бы их не нарушил!
Рамона охватили растерянность и что-то похожее на злобу. Все оборачивалось против него! Он сам виноват в том, что вынужден выслушивать подобные речи!
– Конечно, такое случается. Священники тоже люди, а человеческая жизнь – это искушение. Есть грешники, но есть и праведники. Нельзя одинаково судить обо всех.
– А ты? – вдруг сказал Эрнан. – Тебе тридцать лет, неужели ты ни разу не испытал женской ласки?
Солнце опускалось за горизонт, и пурпурный свет заката лег на лицо Рамона, потому Эрнан не заметил, как щеки его собеседника опалила волна внутреннего жара.
– Об этом я могу говорить только с Господом, – твердо произнес Рамон.
– И все же… Что-то мне не верится, чтобы ты…
Эрнан замолчал, глядя на брата с пронзительным любопытством, и Рамон разом лишился опоры. Что он имеет в виду? А если он о чем-то догадался?!
– Нет, – быстро произнес он, – у меня никогда не было женщины.
«Это был сон, просто сон», – добавил он про себя.
– Но ведь у тебя наверняка возникали и возникают определенные желания? И тебе приходится их подавлять.
– Это образ жизни.
Эрнан рассмеялся.
– Если бы ты не был священником, то наверняка пользовался бы успехом у женщин.
Рамон снова вспыхнул. Эрнан говорил бездумно и беззлобно, он просто болтал, но Рамон не мог отделаться от ощущения, что его осыпают ударами.
– Почему ты так думаешь?
– В тебе есть изящество, изысканность, отрешенность. Женщинам это нравится.
По губам Рамона скользнула усмешка.
– Говорят, мы с тобой похожи?
Эрнан беспечно пожал плечами.
– Внешне, наверное, да, а в остальном мы, конечно, разные. У меня никогда не было проблем с женщинами. Разве что с Катариной.
– С Катариной? – Голос Рамона дрогнул. – Какие могут быть проблемы с Катариной? По-моему, твоя супруга добродетельна и скромна. Именно она помогла тебе выйти из застенков инквизиции.
Лицо Эрнана было сосредоточенным и серьезным, его мысли блуждали где-то далеко.
– Да, это так, – медленно произнес он, – и все же иногда я не могу ее понять. О чем она думает? Чего хочет на самом деле?
«Разве это так важно для тебя? По-моему, достаточно того, что она рожает тебе детей!» – чуть было не выкрикнул Рамон.
– Ты хочешь, чтобы Катарина тоже поехала с тобой в Мадрид? – пытаясь успокоиться, он произнес первое, что пришло на ум.
– Разумеется. И моя дочь. Ты священник, у тебя не будет детей, и, наверное, сеньора Хинеса обрадуется тому, что у нее есть внучка.
– Внучка? У тебя две дочери.
Эрнан замялся. Он нахмурился, и взгляд его темных глаз стал тяжелым и жестким.
– Видишь ли… Это наша семейная тайна. Катарина просила меня не говорить тебе правду. Но ты мой брат, да к тому же священник, так что имеешь право знать. В общем, Исабель не моя дочь.
– То есть как? Разве она не похожа на тебя?
Эрнан усмехнулся.
– Все так говорят. Но это ничего не значит. В нашу первую ночь я понял, что Катарина уже была с другим мужчиной. А вскоре мне пришлось узнать, что она еще и беременна.
Рамон с трудом сдерживался, чтобы не закрыть лицо руками. Он сполна ощутил, какой безграничной властью обладает судьба. Сейчас он был подобен ночной птице, внезапно выброшенной на дневной свет. Он с трудом нашел в себе силы спросить:
– Что она сказала?
– Что ее обесчестил какой-то незнакомец. Ты не представляешь, как несладко мне пришлось! Разумеется, люди говорили, что я спал с Катариной задолго до свадьбы, что я соблазнил ее, дабы ее отец дал согласие на наш брак. Словом, я угодил в ловушку и мне ничего не оставалось, как узаконить этого ребенка.
– Ты ее ненавидишь?
– Катарину?
– Исабель.
– Нет. Ребенок ни в чем не виноват. Хотя, случается, меня до сих пор мучает обида.
– Все, что дается нам Господом, дается во благо, – прошептал Рамон непослушными губами.
– Не знаю.
– Мне пора, – все так же тихо произнес Рамон.
– Ты больше не войдешь в дом?
– Нет. Уже поздно.
– Да. Катарина, должно быть, укладывает детей. Пойдем, я провожу тебя до ворот.
Простившись с братом, Эрнан поднялся наверх. Катарина уложила девочек и теперь стояла возле натертой воском и затянутой богатым покрывалом кровати из орехового дерева. На ней была сорочка из английского кружевного тюля, а ее блестящие, словно расцвеченные лунным светом волосы струились ниже пояса.
Эрнан с наслаждением опустился на кровать. Как приятно иметь дом! Сейчас эта комната представлялась ему тихим, уютным островком посреди огромного холодного мира. Окно было открыто, мрак льнул к ставням; в саду шумели деревья, их кроны терялись во мгле.
– Тебе нравится мой брат? – внезапно спросил Эрнан.
Катарина повела плечом. Она стояла в тени, и муж не видел ее лица.
– Ты не слишком-то стремишься с ним разговаривать, – добавил он.
– Я просто не знаю, о чем говорить.
– Понимаю. В отличие от меня вам с Инес сумели внушить почтение к священнослужителям. Знаешь, – вдруг оживленно произнес Эрнан, – сегодня Рамон признался, что ни разу не спал с женщиной!
