Однажды, когда они, как обычно, сидели в гостиной, Мэри, довольно ухмыльнувшись, спросила Ральфа:
— Вы часто бываете в Испании на могиле своей бедной жены?
Ральф как раз только отпил глоток чая и от неожиданности поперхнулся, внезапно ощутив себя так, словно он попал в пасть чудовищного зверя. С минуту, а может быть, и дольше Ральф сидел молча, не поднимая глаз. Потом аккуратно поставил чашку и с веселой усмешкой взглянул в заплывшие жиром глаза Мэри Карстон.
— Не часто, но бываю, — ответил он спокойно, все так же с отчаянной веселостью глядя на нее.
Очевидно, Мэри Карстон ждала другой реакции, но сдаваться все же не собиралась.
— Я почему спросила, — сказала она, не оправдываясь, а как бы уточняя, — вы тут распространялись насчет чистоты души и тела, которые необходимы всем, кто посвящает свою жизнь Богу… Насколько я знаю, католическое священство невозможно без целибата, в таком случае как понимать то, что вы скрыли свое прошлое и свой брак с Вирджинией Джексон?
— Разве я сделал хотя бы попытку уклониться от вашего вопроса или опровергнуть свой давний брак? — вопросом на вопрос ответил Ральф. — Люди по-разному приходят к Богу, на то они и люди. Кто-то решает посвятить себя Богу еще с детства, но это не значит, что он никогда не испытывает соблазнов, хотя бы в душе и в мыслях, и это в равной мере считается грехом, как и то, если человек реализовал свои соблазны физически. Главное, чтобы человек нашел в себе силы очистить свою душу и помыслы и только после того начал служение Богу.
— Вы считаете, что вы очистились? — спросила Мэри, и непонятно, чего больше было в ее вопросе: сочувственного интереса или издевки.
— Считаю, что да. — Ральф посмотрел на Мэри ясными глазами. — Во всяком случае мои помыслы чисты, да и свой брак на Вирджинии Джексон я не считаю греховным, он был необходим больше ей, чем мне. И вы это, наверное, знаете, если уж вообще узнали об этом. — Да-а, — протянула Мэри. — А вас не интересует, откуда я об этом знаю?
— Интересует, — кивнул Ральф, — но, думаю, вам и самой не терпится выложить мне все. Поэтому я не спешу спрашивать.
Мэри засмеялась.
— А вы хитрее, чем я думала. И коварнее. Ну так и быть, я скажу вам. Дело в том, что Вирджиния Джексон — моя дальняя родственница по матери, так что я узнала о ее странном замужестве с самого начала, об этом мне написал Роберт Джексон, этот старый дурак. Правда, вначале они считали ее мужа кем-то вроде проходимца, и Роберт предупредил меня, чтобы я не давала Вирджинии денег, если вдруг ей не на что будет жить и она в отчаянии обратится ко мне. Как будто я и без его предупреждения поторопилась бы облагодетельствовать всех своих нищих родственников! Но она, конечно, и знать о себе не давала, и все забылось. А потом вдруг через год получаю письмо от ее мамочки, как ее там, миссис Джексон. И тут уж она взахлеб описала, какую ее дочь сделала удачную партию, какой богач ее муж и все такое. Тогда мне стало известно и ваше настоящее имя. Кстати, оно у вас не одно, как мне помнится, вы и писательством занимались? У меня есть несколько книг Фрэнка Стеджера. Недурно написано. Так что мир тесен, дорогой отец Ральф де Брикассар. Вы, наверное, и не помышляли, что ваши прошлые подвиги будут известны здесь, на краю земли. Не потому ли вы сюда и приехали? — насмешливо спросила Мэри Карстон.
— Отчасти, — не стал скрывать Ральф. — А что касается подвигов, я был бы счастлив их совершить, но случай так и не представился. — Ральф парировал все уколы Мэри, а из головы у него не выходила мысль, знает она что-то о Таинственной Незнакомке или нет. А если знает, не приходило ли ей в голову связать с ней имя Вирджинии: ведь она, вероятно, в курсе его ранения и обстоятельств смерти Вирджинии. Но Мэри больше ни о чем его не спросила, только время от времени в разговоре вдруг сверлила его своим пронзительным взглядом, в котором чувствовалась какая-то недоговоренность.
Первым порывом Ральфа, когда он вернулся домой после этого разговора с Мэри Карстон, было побросать все вещи в сумку и уехать отсюда. Но, поразмыслив, он решил остаться. Его совесть перед Богом была чиста, он искупил свой грех страданием. А перед людьми? Пусть найдется среди них хоть один праведник, который осмелится бросить в него камень.
И все-таки Ральф не чувствовал себя спокойным: он понимал, что стоит Мэри Карстон хоть одному человеку шепнуть о прошлом их нового священника — и людская злоба сметет его с лица земли. Люди охотно мирятся со своими грехами и даже находят им оправдание, но грехи других словно возвышают их в собственных глазах, и тут уж спуску не бывает.
Но, очевидно, Мэри Карстон решила сохранить тайну Ральфа де Брикассара. Может быть, ее это забавляло, а может быть, она хотела приручить его этим и играть, то отпуская, то натягивая нить, которая теперь нерасторжимо связывала их крепче любых других уз.
Непереводимая игра слов, основанная на омонимах. Дословный перевод: «Одного погоняют палкой, другую приклеивают языком».
