Войницкий понимал, что проиграл по всем статьям. Нет никакой надежды на то, что Катрин образумится и примет католичество теперь, когда Елецкий бросил к ее ногам княжеский титул и состояние. Но более всего его удручало другое: не имей Николай за душой ни гроша, она и тогда бы ушла с ним.
- Ваша взяла, Ваше сиятельство, - вздохнул Станислав. – Вы дозволите мне проститься с ней?
- Не думаю, что Катрин будет рада Вас видеть, но препятствовать не стану, - согласился Елецкий.
Ни со стороны командира полка князя Дадианова, ни со стороны командующего корпусом барона Розена никаких карательных мер к Войницкому не последовало - Елецкий мог позволить себе быть великодушным к поверженному сопернику. Сейчас для него самым главным было то, что Катя не отказала ему, как он того в душе опасался. Всю дорогу в Тифлис его преследовала мысль: что, если Катерина поддастся на уговоры Войницкого и перейдет в католичество? И хотя вряд ли можно было осуждать ее за это, но сердце его сжималось от страха, что он может опоздать, и он нещадно погонял лошадей. Как же он был благодарен ей за то, что она нашла в себе силы отказаться от этого самого легкого и очевидного пути спасения собственной репутации.
Пока Николай занимался подготовкой к отъезду, Катя два дня провела в доме барона Розена, но ей эти два дня показались вечностью, потому что Ник был занят сверх всякой меры, и виделись они только урывками. Она с опаской переступала порог их дома, но и Григорий Владимирович, и Елизавета Дмитриевна отнеслись к ней со всей сердечностью. В последний вечер пребывания в Тифлисе, когда мужчины удалились в кабинет, баронесса Розен предложила Катерине посидеть на террасе за бокалом вина.
Дамы устроились в удобных креслах. Дождавшись, когда лакей разольет по бокалам вино и отослав его прочь взмахом руки, Елизавета Дмитриевна подняла свой бокал:
- Екатерина Владимировна, я хочу выпить за Вас и Николая Сергеевича. Вы, вероятно, знаете, что именно в нашем доме он познакомился со своей первой женой, но сейчас, глядя на Вас, я понимаю сколь разительно отличаются его чувства к Вам и к Натали. Бедная девочка, она ведь была влюблена в него без памяти, тогда как его сердце, я подозреваю, всегда было отдано лишь Вам одной. Я хорошо знаю Ники, но таким счастливым, как в эти последние дни, я не видела его никогда.
- Благодарю Вас, - грустно улыбнулась Катя. – И не только за Ваши теплые слова, но и за участие ко мне.
- Полно Вам! Признаться честно, я была шокирована тем, в какое положение Вы попали, но Вашей выдержке можно только позавидовать. Вы станете достойной супругой Нику и не уроните честь семьи Елецких.
- Мне бы Вашу уверенность, Елизавета Дмитриевна! - вздохнула Катя. – Князь у всех на виду и на слуху, а я слишком часто оступалась, чтобы столичный свет простил мне все мои прегрешения, и оттого меня и страшит наше с ним будущее. Мне кажется, что я не должна была принимать предложение Николая Сергеевича.
Елизавета Дмитриевна отставила в сторону наполовину опустевший бокал и задумалась. Конечно, в словах Кати была доля истины, и понятны были ее страхи и сомнения.
- Вы должны верить ему, - улыбнулась баронесса. – Николай Сергеевич не даст Вас в обиду.
Поднявшись с кресла, она подошла к цветущему в кадке розовому кусту, сорвала благоухающий цветок и вернулась к своей собеседнице.
- Смотрите, Катрин! Не правда ли, дивно красивый цветок? Но срывая его, я уколола палец, - улыбнулась баронесса. – Так и жизнь наша - чтобы получить что-нибудь приятное и нужное нам, приходится чем-то жертвовать. Неужели Вы думаете, что для Елецкого мнение света важнее возможности быть с Вами? Ведь он приехал за Вами сюда по доброй воле. Неужели это не доказывает его любви к Вам?
- Но наша жизнь – это ведь не только любовь, - заметила Катя. – У него есть долг перед семьей...
- Полно, полно, голубушка! Гоните от себя эти мысли, - тихо рассмеялась баронесса, – не забивайте подобными глупостями себе голову. Идемте спать, Катрин. Как говорят, утро вечера мудренее. Уверена, стоит Вам завтра увидеть Ники, как Вы и думать забудете, о чем говорили сегодня.
Наутро сразу после завтрака Катя, попрощавшись с тепло принявшей ее семьей барона Розена, уже садилась в ожидавший ее экипаж, когда на противоположной стороне улицы заметила Войницкого. Станислав молча простился с ней взглядом, так и не решившись подойти, и стоило только лошадям тронуться с места, резко развернувшись направился прочь. Катерина, притихшая после этого молчаливого прощания, прижалась к Николаю и положила голову ему на плечо. Ник мгновенно почувствовал перемену в настроении Кати.
- Que Vous dérange, mon coeur? (Что Вас тревожит, сердце мое?), - прошептал он, касаясь губами ее макушки.
- Même maintenant, je ne crois pas que ce n'est pas un rêve et que Vous êtes ici avec moi. (Даже сейчас я не верю, что это не сон и Вы здесь, со мной), - прошептала она в ответ.
- Ce n'est pas un rêve, et je serai toujours avec Vous. (Это не сон, и я всегда буду с Вами), - поднося к губам ее пальчики, ответил князь.
- Vous me promettez? (Вы мне обещаете?) - улыбнулась Катя.
- Je promets (Обещаю), - обнимая ее, ответил Ник.
Целый день рядом с ним в небольшом пространстве экипажа был и наслаждением, и пыткой. Катя не помнила, когда еще она с такой страстью желала остаться наедине с мужчиной. Ее рука, затянутая в митенку покоилась в его теплой ладони, и Ник подушечкой большого пальца поглаживал ее тонкие пальчики. Она снова и снова поворачивала голову так, чтобы видеть его точеный профиль, и робко улыбалась, встречаясь с ним взглядом и читая в его глазах отражение собственного желанья. Быть так близко к нему и не иметь возможности касаться его так, как ей того хотелось, было невыносимо. Она утешала себя мыслью, что к вечеру они все ж остановятся на ночлег, и она сможет остаться с ним. Она бережно хранила в памяти все их встречи, случайные и неслучайные касанья рук тайком от всех, поцелуи, что заставляли кровь, будто жидкий огонь, быстрее бежать по жилам, а сердце при этом билось в груди так сильно и часто, что становилось больно дышать, помнила его руки, жадные, нетерпеливые, ласкающие ее почти грубо в стремлении утолить ту жажду, что сжигала их обоих. Но как давно все это было! Вспоминая об этом, она все чаще думала: а было ли? Не сон ли, не придумала ли она себе все это, выдавая желаемое за действительное? И вот он снова рядом. Рядом - и одновременно далеко, - вздохнула она.
Лошади оказались довольно резвыми, и за день им удалось сделать почти сто двадцать верст. Ближе к вечеру утомленные дорогой и жарким летним солнцем путники, наконец, добрались до большого осетинского селения Цхинвала, где и остановились на ночлег.
