Синара кивнула:
– Я сама воспитаю сына. И возмещу отсутствие отца тем, что стану лучшей матерью на свете. О, мама, ты была идеальным примером для меня в те дни, когда мы даже не могли с уверенностью сказать, вернется ли домой папа.
С этими словами Синара медленно присела в реверансе, прежде чем выйти из старого семейного зала, где остались встревоженные родственники.
– Можно отдать ребенка приемным родителям на воспитание, – высказался герцог. – Ничего необычного в этом нет, и хотя я недоволен таким поворотом событий, Синара не первая девушка из знатной семьи, забеременевшая до брака. Как ни странно, мне немного легче оттого, что он не станет ее мужем.
– Не станет, если он не признается ей в любви, – напомнила мать. – Это совершенно другое дело. Синара очень горда и всегда мечтала, чтобы ее любили ради нее самой. Умница! Я откровенно удивлена тем, что он еще не приехал за ней, но гарантирую, что, когда Синара не появится при дворе осенью, Гарри примчится в Куинз-Молверн. Все само собой образуется, Чарли.
– Это моя вина! – вскричала Барбара. – Потому что всегда была так откровенна с ней и рассказывала обо всем без смущения и утайки! Неудивительно, что она не увидела ничего страшного в том, чтобы лечь с мужчиной без благословения церкви! Разве я не сделала того же? Да еще похвасталась дочери! Теперь все вернулось на круги своя. Сумеешь ли ты простить меня, Чарли? Я знаю, как ты мечтал о счастье Синары!
Ее прелестное лицо исказилось стыдом и скорбью.
– Ах, дорогая Барбара, то, чего я хотел или хочу для нашей дочери, уже не играет роли. Синара – Стюарт, а Стюарты никогда не задумываются о последствиях своих поступков. Все очень просто: Синара ждет ребенка от любовника. Насколько нам известно, мир от этого не рухнет. Наша жизнь будет продолжаться, и мы все вынесем, как и наша дочь. Завтра я напишу герцогу Крэнстону и посоветую не рассчитывать на брак с Синарой, поскольку ее сердце уже занято, хотя она все равно благодарит его за честь.
Чарли обнял за плечи убитую горем жену.
– Синара одна несет ответственность за все случившееся, Барбара. И чтобы я никогда не слышал, как ты каешься в том, в чем нет твоей вины.
Барбара разрыдалась, и герцог, смеясь, поцеловал жену.
– Чума на голову Кромвеля и его мерзавцев – круглоголовых, – выругался он, подражая младшей сестре, – за те годы, что мы прожили в разлуке.
– О, Чарли, – всхлипывала Барбара, – ты так добр со мной!
– Совсем как его отец, – вставила Жасмин, улыбаясь при воспоминании о золотом юноше, который когда-то любил ее и подарил чудесного сына.
Смирившись с неприятной истиной, Жасмин и ее семья проводили в покое и довольстве летние дни. Лесли из Гленкирка не приехали, и все этому радовались, поскольку отпадала необходимость объяснять ситуацию Патрику Лесли, который не замедлил бы воспользоваться возможностью увезти Мэйр домой. А теперь девочка живет у сестры, когда же вернется, Синары уже здесь не будет, так что причин жаловаться нет. Вполне возможно, что Лесли так ничего и не узнают.
Прошли июль и август. Начался сбор урожая. Ветви плодовых деревьев гнулись под тяжестью фруктов. На третий день сентября из Роксли прибыл посланец с известием, что герцогиня Дайана первого числа произвела на свет здорового сынишку. Крещение состоится в Роксли пятнадцатого сентября, и все семейство приглашено на церемонию.
Живот Синары только начал слегка округляться, но постороннему глазу пока ничего не было заметно. Она была совершенно здорова, тошнота прошла. Более того, она расцвела и буквально сияла красотой и прелестью.
Они отправились в Роксли, где Дайана, уже вставшая с постели, приветствовала их. Фэнси и ее муж Кит Трэхерн, маркиз Айшем, прибыли вскоре после герцога Ланди с семьей. Кузины были на седьмом небе от возможности вновь побыть вместе. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как все трое были при дворе. Однако ни Дайана, ни Фэнси, предупрежденные Жасмин, словом не обмолвились о графе Саммерсфидце.
Джеймс Патрик Чарлз Эсмонд, наследник герцога Роксли, был окрещен на следующий день в церкви Роксли, той самой, где всего девять месяцев назад венчались его родители. Арендаторы герцога снова выстроились по обе стороны дороги, приветствуя младенца, который в один прекрасный день станет их хозяином. Новорожденного несла крестная мать, леди Синара Стюарт, на редкость элегантная в лазорево-голубом, отделанном кружевами платье. В нужный момент младенец громко завопил, свидетельствуя о том, что дьявол покинул его после омовения святой водой. Гости вернулись в замок, где был устроен пир.
Вечером, когда все взрослые, кроме трех кузин, отправились спать, Синара призналась Дайане и Фэнси в своей беременности. Дайана в ужасе зажала рот ладонью, но Фэнси понимающе кивнула.
– Ты не хочешь сказать ему? – тихо спросила она.
– Нет. Не могу сделать с ним то, что сделали с его отцом. Если он действительно любит меня, значит, рано или поздно это признает, и все будет хорошо. Если же нет, пусть не ведает, что у него есть ребенок.
– Ты лишишь свое дитя имени и наследия? – встревоженно ахнула Дайана.
– Если он не может любить меня, как же полюбит ребенка? – удивилась Синара. – Для моего малыша благо, что он никогда не увидит отца, способного его отвергнуть.
– Но что ты скажешь ему, когда он в один прекрасный день спросит тебя? – упорствовала Дайана.
– Понятия не имею, – честно ответила Синара. – Но когда придет время, придумаю что-нибудь.
– Ты заранее считаешь графа Саммерсфилда человеком недостойным, – вмешалась Фэнси. – Я едва его знаю, но если правда то, что ты писала, тогда я верю: он скажет тебе о своей любви и будет хорошим отцом ребенку.
– Кто знает о твоем несчастье? – допрашивала Дайана.
– Бабушка, Эстер и мои родители. А теперь и вы.
– Отец немедленно заберет Мэйр под предлогом того, что ты дурно на нее влияешь, – вздохнула Дайана. – Сама знаешь, каков он. Собирается приехать в октябре. Даже первый внук, носящий его имя, не отвлечет герцога Гленкирка от проклятых тетеревов!
Женщины рассмеялись.
– Я перебираюсь в Хиллтоп-Хаус, – пояснила Синара. – Все последние недели его заново обставляли для меня. Все посчитают, что я вернулась ко двору. Ни твой отец, ни Мэйр ничего не узнают.
– Ты, разумеется, отдашь ребенка на воспитание? – предположила Фэнси.
– Родители именно это мне и предложили. Но я отказалась. Стану кормить малыша грудью. Пусть именно мое лицо он запомнит прежде остальных. Увижу его первые шаги, услышу первые слова. Никто не сможет убедить меня расстаться со своим ребенком, но я не собираюсь обсуждать это с семьей. Пусть считают, будто сумеют меня уговорить. Через четыре года я стану совершеннолетней и сама буду распоряжаться своими деньгами. А до тех пор... вряд ли папа позволит мне голодать, даже если я не найду респектабельного мужа.
