Все рассмеялись.
– Ну, это вряд ли, – сухо заметил отец. Адди не сдавалась:
– Буду жить, как бабушка и дедушка жили в Раю. Это вызвало новый взрыв веселья. Не смеялся только Крейг Макдугал, который сидел, со смущенной улыбкой глядя на внучку.
– Прекрасная мысль, детка, однако все это уже в прошлом – Рай исчез, как и Эдемский сад в Месопотамии. – Он с сожалением вздохнул. – Макдугалы больше не живут в хижинах. Помнишь, мать, как мы перевязывали солому лыком?
– Еще бы! – откликнулась его жена. – А знаешь, Адди, мы ведь без единого гвоздя строили довольно большие жилища.
– И они выглядели гораздо лучше, чем те домики из папье-маше, которые строят сейчас, – проворчал Макдугал.
– Адди, ты должна что-нибудь съесть, – переменила тему Джуно. – Один Бог знает, когда ты снова сможешь поесть.
– Ладно… Разве что булочку с джемом и чай. Из кухни высунула голову миссис Хеннерси.
– Я собрала им поесть в дорогу, мэм.
– Вы сообразительная девочка, миссис Хеннерси, – игриво сказал Крейг. – На пикнике или в таком путешествии, как это, сандвич и стакан молока кажутся вкуснее, чем обед из восьми блюд где-нибудь в «Савойе».
Терренс Трент вынул из жилетного кармана золотые часы.
– Если путешественники не поспешат, то поездка сорвется, – сверившись с ними, заметил он. – Поезд отправляется ровно в девять.
– Разве Дэнни нас не проводит? – спросила Аделаида Макдугал, когда все собрались в холле, ожидая, пока Мэтт Райли погрузит багаж в карету.
– Нет, мы уже попрощались вчера вечером. Была неплохая вечеринка. Пришли его сестра со своим приятелем, Тедди Максвеллом, Роб Бойл с женой и еще какие-то люди, которых я никогда прежде не видела. Дэн хотел приехать и на вокзал, но ему назначено интервью у секретаря по делам колоний, который сегодня утром прибывает из Лондона.
Адди не стала упоминать, что на вечеринке по случаю дня рождения Теда Максвелла они оба пробыли очень недолго, а потом отправились на квартиру к Дэну, где пили шампанское и занимались любовью – в связи с предстоящей разлукой более страстно, чем обычно.
– Жаль, что вы с нами не едете, – обняв родителей, проговорила Адди. – Это было бы просто замечательно. Я вам напишу, когда мы приедем в Брокен-Хилл. А потом еще раз, когда я вернусь в дедушкин дом в Сиднее… Дэн говорит, что постарается туда подъехать, чтобы встретить наш поезд.
– Ты что-то спешишь, дорогая, – сказал Крейг. – Мы еще не сели на поезд, а ты уже возвращаешь нас в Сидней. Это произойдет только через месяц, а может, и больше.
Месяц! Больше тридцати дней она проведет без своего любимого, без его взглядов и прикосновений. После знаменательного дня, когда на мягкой, сладко пахнущей траве возле лесного озера они признались друг другу в любви, Дэн и Адди больше чем на два-три дня не расставались.
Ту поляну у озера они теперь всегда называли «наше место».
– «Разлука – это сладкая печаль», – словно прочитав ее мысли, сказала бабушка. – Так говорил один бард. Влюбленным полезно иногда расставаться. Это разжигает пламя страсти.
– Спасибо, ба. – Прижавшись щекой к ее щеке, Адди пожала руку Аделаиде-старшей.
На станцию они приехали за десять минут до отправления поезда. На кишевшем людьми вокзале можно было увидеть представителей всех слоев колониального общества.
Во-первых, высший свет: разодетые в шелк и атлас, сверкавшие золотом и бриллиантами леди в шляпках с перьями и джентльмены в цилиндрах и темных костюмах с тросточками.
Во-вторых, средний класс: бизнесмены в котелках и аккуратных, но поношенных костюмах, а также их спутницы – жены и конторские служащие – в простых платьях и шляпках с лентами, обутые в высокие ботинки со шнуровкой.
И наконец, рабочий класс: землекопы и портовые рабочие в практичных молескиновых брюках, толстых блузах «джерси», высоких ботинках и с дешевыми шляпами на головах. Они разгуливали по вокзалу с таким видом, будто насмехались над теми, кто стоял выше их на социальной лестнице. «Белая кость! Ха!» – казалось, говорили их взгляды.
Крейг указал на высокого, симпатичного усатого господина, одетого в зеленый велюровый фрак, малиновый жилет и клетчатые брюки.
– Большой Джо Томпсон, крупнейший букмекер колоний. Он один из самых богатых и влиятельных людей в Австралии.
Адди и ее родители иногда бывали на скачках в Флемингтоне, где просаживались целые состояния, добытые тяжким трудом на приисках Бендиго и Балларата.
На перроне, ожидая того же поезда, что и Макдугалы, стояли четверо молодых игроков в крикет, одетые в белые парусиновые брюки, изящные кепочки и яркие спортивные куртки. При появлении Адди все они как по команде посмотрели в ее сторону. Девушка ответила им холодным, даже слегка презрительным взглядом.
В глубине души, однако, их внимание ей польстило, и она даже нашла молодых людей привлекательными – особенно того высокого, широкоплечего, с вьющимися темными волосами, темными глазами и смелой улыбкой, который, очевидно, был их капитаном.
Макдугалы заняли отдельное купе в первом классе, а Адди поместилась в соседнем, соединенном с ним дверью. Когда носильщики погрузили вещи на багажные полки, путешественники устроились на мягких сиденьях и принялись смотреть на толпу.
Локомотив три раза пронзительно свистнул, вагоны дернулись, и поезд медленно отошел от вокзала «Виктория». Провожающие махали вслед и выкрикивали пожелания доброго пути. Состав набрал скорость, и вскоре перрон остался позади.
Высунув голову в открытое окно, Адди посмотрела на локомотив. Из трубы клочьями вырывался белый дым, а струи пара по бокам состава не давали разглядеть, что там впереди.
– Паровоз похож на могучего дракона, изрыгающего огонь и дым, – сказала Адди.
– Чудовище, созданное техническим гением, – ответил дедушка. – Американцы называют локомотив «железным конем».
За окном строения в георгианском и тюдоровском стиле чередовались с жалкими глинобитными хижинами. Время от времени мелькали построенные в псевдоитальянском стиле виллы с колоннадами и портиками, утопающие в садах с тихими бассейнами и мраморными статуями.
Поезд миновал мост над рекой, по берегам которой рос мангровый лес.
– Какие странные деревья! – засмеялась Адди. – Как и многое в Австралии, они растут будто вверх ногами.
Действительно, ветви деревьев сплетались с длинными дыхательными корнями.
– «Кукушка поет в полночь, человечек на луне висит вверх ногами…» – процитировала бабушка старую поговорку.
Когда солнце поднялось выше, в купе стало жарко, несмотря на открытые двери и окна.
Старики отодвинулись в тень, а Адди была столь возбуждена, что не обращала внимания на заливающий глаза пот.
