Елена Арсеньева - Возвращение в никуда (Нина Кривошеина)

«Измена родине» была переквалифицирована в антисоветскую пропаганду. Никита отбывал срок в мордовских лагерях и был освобожден весной 1960 года.

С тех пор он ежегодно просил разрешения навестить в Париже своих родных, но ему каждый раз отказывали. В ноябре 1970 года начальник ОВИРа сообщила ему, что хотя он родился в Париже и провел там детство, хотя там и живут его близкие родные, но в поездках туда ему будут всегда отказывать. Тут она сделала паузу и торжественным голосом провозгласила:

— Но руководство поручило передать вам, что если вы подадите сейчас просьбу о выезде во Францию на постоянное жительство, то скоро сможете уехать.

— Здесь у меня родители, семья, друзья… — растерялся Никита.

— Это вам наш совет и указание. Подумайте как следует, буду ждать вашего ответа в течение недели…

Все обдумав, Нина с мужем решили, что они перед сыном виноваты. Именно их возвращение из Франции в СССР было исходной точкой пережитых им в последние годы бед, и хотя отъезд Никиты может означать разлуку навсегда — они не имеют права подвергать его риску нового ареста и лишать его возможности построить свою жизнь в свободном мире. Он должен уехать! Нелегко и не сразу Никита с ними согласился.

Спустя три года после отъезда сына, 18 апреля 1974 года, Нина Алексеевна и Игорь Александрович Кривошеины вошли на Белорусском вокзале в парижский вагон экспресса, уходящего на запад.

Их жизнь в Париже устроилась хорошо.

Помогли многие как старые, так и новые друзья. До конца дней своих (Нина Алексеевна умерла в 1981-м, а Игорь Александрович — в 1987 году, они оба похоронены рядом на «русском погосте» — кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, где находится и могила Алексея Павловича Мещерского) они уверяли себя и других, что никогда не жалели о пройденном ими пути, не жалели о том, что однажды попытались вернуться в никуда.

Так-то оно так, конечно… Однако до самой смерти Нина никогда больше не покупала жареных каштанов — ни на мосту Пон-Неф, ни в каком-либо другом уголке Парижа. Слишком уж больно напоминал ей этот запах о печеной ульяновской картошке.

Обычно январская температура в Париже — от нуля до плюс пяти-семи градусов.

Новеллу о ней под названием «Берег очарованный» можно прочесть в этой книге.