— Что за черт! Дави этих мужиков, дурак, не ночевать же нам здесь!
— Не могу, ваша милость, — с поклоном ответил кучер, не слезая с облучка, — их слишком много, и они хотят преподнести почетную чарку вина вашим светлостям.
В самом деле, впереди шел старшина городских трактирщиков, за ним — ликующая толпа горожан, состоявшая в основном из простолюдинов, но кое-где мелькали и зажиточные горожане.
Видя, как ликующая толпа приближается к карете, Тротти понял, что ему предоставляется удобный случай завоевать для Франции еще большую популярность. Он сделал знак Флорису и Адриану. Все трое вышли из кареты.
«Ах! Ах! Mein Gott! Что скажут Миних и Остерман!», — подумал генерал; он остался на месте, выражая тем самым свое неодобрение. Старшина протянул французам резные деревянные кубки. Он был великолепен, этот русский: огромного роста, сияющий, в белой шерстяной рубахе с красной вышивкой, подпоясанной широким зеленым поясом. К маркизу подошла маленькая девочка и робко протянула ему букетик цветов.
— Ах, какой прием, как это мило, — воскликнул Тротти и тихо прибавил: — Друзья мои, все идет как по маслу.
Флорис улыбнулся. Старшина поднял с земли огромный глиняный кувшин и налил им крепкого тягучего украинского вина: им предстояло выпить его залпом, к большому удовольствию толпы. Великолепный Тротти всегда знал, что надо делать в подобных случаях: он поднял свой кубок и широким жестом приветствовал народ; снова раздались радостные крики, люди захлопали в ладоши. Всегда сдержанный Адриан ограничился тем, что, улыбнувшись, поклонился, а Флорис, который никогда ничего не мог делать, как все, вскочил на каменную тумбу, и, осушив свой кубок, швырнул его на землю с криком:
— За Россию!
Толпа поняла и устроила ему овацию.
«Да здравствует молодой барин!»
Обидевшись, что о нем забыли, Жорж-Альбер выскочил из кареты, прыгнул на плечо хозяина и принялся проделывать различные трюки, вполне достойные уличного акробата, пытаясь тем самым привлечь к себе внимание собравшихся, Со всех сторон послышались взрывы хохота. Флорис, улыбаясь, смотрел по сторонам. Взгляд его остановился на весело смеющейся девушке: молодому человеку показалось, что он знает ее… Это была простолюдинка, одетая так, как одеваются крестьянки из окрестностей Великого Новгорода. Флорис пожирал ее глазами, а сам думал: «Неужели это она? Нет, это невозможно, это просто бред… нет… и все-таки это она, именно она!»
Он взглянул на брата: Адриан также устремил свой взор на эту девушку, и, несмотря на свое неизменное спокойствие, казалось, был удивлен, заметив ее здесь. Незнакомка отделилась от толпы, и, проходя мимо старшины, подхватила у него из рук еще один кубок, наполненный вином. Быстрой изящной походкой она приблизилась к Флорису. Молодой человек мог теперь рассмотреть ее как следует. Толстые золотисто-каштановые косы выбивались из-под цветастого платка и спускались на юную, упругую грудь. Ее маленький, слегка вздернутый носик придавал лицу задорное выражение, а влажные синие глаза таили неизъяснимое очарование… словом, это была вылитая Красавица Роза, нищенка с Нового моста, которую Флорис любил и до сих пор вспоминал с восторгом[8]. Девушка подошла совсем близко к Флорису. На миг он закрыл глаза… Вблизи сходство было еще более разительным; он прошептал:
— Красавица Роза, это ты, сердце мое.
Не понимая его слов, девушка протянула кубок Жоржу-Альберу и с типичным мужицким выговором нарочито дерзко произнесла:
— Это твоя зверушка, красивенький барин? У нас говорят, что если душа господина пьет, то и зверек его, тот, что сидит внизу, тоже должен выпить.
Флорис изобразил любезность на лице, как господин, который ничего не понял, и вежливо улыбнулся, Стоящие вокруг люди корчились от смеха, потому что шутка девушки имела весьма фривольный смысл, труднопередаваемый на французском языке. Уперев руки в бока, она смотрела, как Жорж-Альбер пьет, и одновременно с ног до головы изучала его хозяина. Но Флорис больше не был застенчивым молодым человеком с Нового моста. Он обнял девицу за талию и воскликнул:
— Что ж, красотка, ты заслужила этот поцелуй!
И прежде чем она успела опомниться, он приподнял ее над землей и жадным поцелуем впился ей в губы. Секунду она сопротивлялась, глаза ее метали молнии, но затем прижалась к Флорису и вернула ему его поцелуй. Раздались одобрительные крики:
— А ну-ка, молодой барин, давай, целуй еще чертовку!
Наконец Флорис опустил девушку на землю; он чувствовал себя несколько сбитым с толку, но надеялся, что по его виду этого нельзя заметить. Девица помахала рукой Жоржу-Альберу и, повернувшись, нырнула в толпу. Флорис кинулся за ней, догнал и схватил за руку. Он знал, что совершает непоправимую глупость, но не мог удержаться: девушка очень понравилась ему. Он наклонился к ее уху и зашептал по-русски:
— Где я могу найти тебя, красавица, скажи мне, в какой избе ты живешь?
Когда девушка услышала, как Флорис обращается к ней на ее родном языке, в ее синих глазах мелькнул загадочный огонек; она догадалась, что он прекрасно понял смысл ее грубой шутки. Рассмеявшись, она еще более вызывающе взглянула на него, и, высвободив руку, ответила:
— Мы еще увидимся, красавчик барин, обещаю тебе.
С этими словами девушка метнулась к скромно одетому мужчине лет пятидесяти, стоявшему на пороге жалкой хижины и, казалось, поджидавшему ее…
Флорис медленно провел руками по губам, еще хранившим свежесть поцелуя, и прошептал:
— Пусть мне придется спуститься за тобой в ад, но я все равно найду тебя, чертовка.
— Его высокоблагородие маррркиз Жоашен Трротти де Ла Шетарррди, чрезвычайный посол его величества коррроля Фррранции и сопррровождающие его лица, господин гррраф Адррриан де Карррамей и господин шевалье Флорррис де Карррамей, — по-французски пророкотал камергер. Уверенным шагом Тротти, в сопровождении Адриана и Флориса, вошел в тронный зал. У них было время заехать в посольство, располагавшееся на углу Фонтанки и Мойки, неподалеку от Дворцовой площади, и они успели переодеться. Все трое облачились в парадные придворные костюмы, то есть надели парики, причесанные «а ля крылья голубя», прицепили короткие шпаги, предназначенные для церемоний, натянули атласные штаны до колен, обули туфли с красными каблуками и белые чулки, обтягивающие икры. Тротти был ослепителен, надменен и исполнен страстного желания блистать и играть важную роль. Разве не он многократно повторял молодым людям: «Надо серьезно относиться к пустякам и с легкостью — к делам серьезным, вот секрет успеха в свете».
Адриан сделал приветливое лицо и непринужденно улыбался; он выглядел необычайно привлекательным и утонченным. Безрассудный и вспыльчивый Флорис на три дюйма опережал своих товарищей; сердце его бешено колотилось:
